Дальше – больше. Рвота кончилась, начался токсикоз второй половины, нефропатия. Юля стала раздуваться, как резиновая игрушка: появились и нарастали отеки. Лицо заплыло, ноги стали слоновьими, она еле переваливалась, вообще перестала обращать внимание на свою внешность. Когда-то светлые кудри превратились в липкие серые сосульки, и волосы вдруг полезли так, что на голове среди этих сосулек просвечивала розовая кожа! От Юли непереносимо дурно пахло чем-то едким и сладким одновременно – с ним, будто он и сам забеременел, делались приступы тошноты, когда она проходила мимо, обдавая его легким ветерком… Как медик он знал, что это естественное явление при беременности, нужно просто чаще принимать душ, но она, видите ли, не могла! Она, видите ли, еле шевелилась! Ко всем прочим красивостям добавилось явление чрезвычайно редкое для блондинки: на лбу и щеках у Юли появились коричневые пигментные пятна, словно большая грязная бабочка села, что обычно бывает только у темноволосых женщин. Юля почти не разговаривала с ним, что называется, «ушла в себя», только требовательно взывала к нему, чтоб он немедленно исполнил одну из ее многочисленных прихотей.
О, Вадим держался героически! Только один раз он позволил себе сорваться – когда заметил вдруг, что жена, с видом собаки, стащившей кусок со стола, торопливо пожирает лист бумаги, отвернувшись к стене. Она быстро-быстро его жевала и судорожно проглатывала. У Вадика задергалось лицо. Он подскочил к Юле:
– Ты что это… делаешь? Что ты… с ума сошла, что ли… Это же… Это же… Это ж надо…
– А что мне делать?! – со слезами ответила она. – Меня тянет на бумагу, не знаю, почему. Наверно, в ней есть что-то, что организму сейчас нужно. Я понимаю, что это глупо, но мне кажется, что она такая вкусная… Вот не могу ее не есть – и все!..
– Чтоб я больше… – с трудом перевел дух Вадик. – Чтоб этого никогда… А то я не знаю, что я с тобой сделаю!!! – неожиданно завопил он.
– Да там нет ничего вредного… – начала было Юля, уверенная, что Вадик опасается, не причинит ли она себе или ребенку неприятности, но муж посмотрел на нее так, что она поперхнулась, а он, еще раз жутко глянув, выскочил из комнаты, грохнув дверью.
Вадиму было совершенно все равно – загнется она от бумаги или нет – его сразило другое. Животность, так грубо выпершая наружу. Жена вела себя точно как самка любого вида, человеческие качества вытеснились непреложным звериным законом. Если б в дерьме нашлись «нужные организму вещества» – она и его стала бы жрать с аппетитом, не сомневался Вадим.
