Чувство времени потеряно напрочь, мысли, нет, тени мыслей текут медленно и неторопливо, как капли густого масла по стеклу, порой зацикливаясь и начиная хаотично кружиться в ленивом хороводе. Но спустя несколько минут, часов, а может и дней, я почувствовал – берег уже близко… Но хочу ли я на берег? Не уверен… В воде хорошо, уютно и даже уже как-то привычно. Но меня и не спрашивают. Волны – или чьи-то руки? – выталкивают меня на сушу и сразу же, стоит только спине и плечам вмяться в прибрежный песок, наваливается страшная слабость. Тут тоже неплохо, ноги мягко омывает прибой, и можно отдохнуть…
***
Первое, что я услышал, придя в себя и даже не открыв глаз, был многоголосый гомон чаек, означающий близость моря – и уже только одна эта мысль слегка приподняла мне настроение. Потом пришел легкий запах чего-то горелого.
«А я, судя по всему, жив и на суше. Неужели киношные штампы о героях, потерявших сознание в море и живыми вынесенных на берег, все же не вранье?»
Открыв глаза, я увидел себя лежащим на металлической койке, поставленной у стенки из шероховатого, серого полимера. Подо мной имелся матрас, и даже простыня с подушкой, а укрыт я был зеленым шерстяным одеялом, вид которого сразу же мне напомнил незабвенные казармы, настолько казенно оно выглядело. Я огляделся. В помещении, похожем на небольшой склад, имелись еще кровати с наваленными грязными матрасами с подсыпающим из них синтетическим наполнителем, а сама комната выглядела как пережившая близкий налет и потом спешно приведенная в хоть какой-то порядок.
Пол был чистый, но стены и потолок усеивали явно свежие глубокие трещины; окна, лишившиеся стекол, были наспех забиты большими кусками полупрозрачного пластика, пропускавшими рассеянный свет. Соседняя койка была застелена, но заметно помята, как будто на ней кто-то лежал; на тумбочке в изголовье стояли пластиковые бутылки с водой, начатые блистеры каких-то таблеток и капсул. А в картонной коробке рядом с кроватью виделась горка бурых от засохшей крови бинтов и ваты. Еще там были разорванные упаковки пластыря, белели разнокалиберные шприцы, поблескивала горсть использованных ампул и стеклянные флаконы.
«Ясно. Кто-то притащил меня сюда, и даже лечил. И сидел со мной. Что ж… Теперь у меня есть кто-то, кому я однозначно должен».
Слегка пошевеливаясь и прислушиваясь к ощущениям, я понял, что лежу голый, руки-ноги у меня на месте и даже ничего не болит, по крайней мере сильно. Немного ныли спина и правое плечо, звуки и солнечный свет воспринимались как-то резковато, но, учитывая, что я помнил о своих последних минутах на борту «Ямала», это были такие мелочи, что и упоминать их не стоит.
