Слышит то Зевс, тучею по небу этой ночью, бесшумно ходящий. Видит среброкудрую Селену, утирающую слезы Инииды.
–– Раз так хочешь Гелия ты видеть, будет тебе Гелий, титанида…
И проснулась утром Иниида, ахнула – нет солнца над ней в небе. И самого неба над ней нету. Над ней только крыша золотая.
Вскакивает с ложа титанида – видит – отдыхала-то на сене. Знать посему снились ей кентавры, по лугам привольно скачущие – людокони. Сам себе и конь кентавр, и всадник. Видела их раза два Иниида. Даже песню Гелию пропела.
Потянулась к травам Иниида – рук своих не видит почему-то. Вскрикнула от страха – и певунья жалобное ржанье услыхала. Голову назад поворотила – спину конскую и гриву видит.
Горько застонала Иниида, как к ногам девичьим наклонилась. Ноги кобылицы она видит, не ее, не девы ступни, что любила окунать в ручье прохладном, и меж пальцами у ней играли рыбки.
И кричать, и плакать ей без пользы – только ржанье конское и слышно. Кобылицей стала титанида. Знать, услышал Зевс ее проклятье.
Но тогда познала она горе, как ее из стойла выводили. В губы нежные узду вложили, грудь ремнями ей перетянули, запрягли к другим коням в упряжку. Злые кони гордым глазом косят и храпят при виде незнакомки.
Окрик тут хозяина раздался, призывающий коней к порядку. Смотрит карим глазом титанида – а на колеснице стоит Гелий. Сам в венце из золота с камнями, что играют радугой при свете
–– Гелий, ты ли это, мой любимый? Это я, Ини́ида, ты слышишь? Помоги мне, сделал кобылицей титаниду Кронион проклятый!
Но не понял ржанья ее Гелий. Крикнул он, упряжку понукая. Вылетели кони на дорогу, понеслись путем они привычным.
Держит крепко вожжи титан Гелий, Зевсу про Ини́иду солгавший. Он сказал поутру громовержцу:
–– Не вернусь я больше к титаниде. Что она пред юной Афродитой?
Не была еще женой Гефеста пеннорожденная Афродита . Зевс поверил и отдал титану колесницу с солнечной короной.
Правит Гелий по пути привычному. Там Телец рога острые правит. Здесь Охотник луком вслед грозится. Кони скачут, ко всему спокойны. Лишь одна в упряжке кобылица вся дрожит, уже покрылась пеной, а еще полудня не минуло. Прянула вон вбок, храпит, косится. Не Медведицы ли испугалась?
Раз, другой приструнил ее Гелий, редко на коней бич поднимавший.
Плачет Инии́да и от страха, и от боли, что бич причиняет нежной коже, до того лишь поцелуи знавшей губ любимых, моря, солнца, ветра. Но не видит слез тех Гелий-Солнце.
Мчит упряжка, видит титанида под собою землю, леса, горы. Страх железным обручем сжимает сердце девы, путаются ноги… Но три жеребца влекут упряжку, дышло не дает упасть в постромках.
