Я подбежал к Дане, но она уже была мертва. Как бы я не пытался почувствовать в ней жизнь, у меня ничего не выходило. Лишь спустя минуту наконец дошло, что слева на кровати теплится жизненная энергия, пусть и совсем слабая.
Медленно поднявшись на ноги я шагнул к постели. Грудь ребёнка не вздымалась, хоть сам он был ещё теплым. Судя по пропитанным кровью простыням тот ублюдок проткнул мальчика в области сердца первым ударом и дождался меня для своей предметной речи с Даной в руках.
– Лечи его, он ещё жив!
Я повернулся к стоявшему словно истукан Фавонию, но в его глазах не читалось ничего.
– Быстро! – со злобой приказал я. Только после этого полудемон подошёл к кровати и, вытянув вперёд руки, произнёс заклинание. Контуры тела засветились зелёным и рана затянулась.
Я прислушиваться к собственным ощущениям, но огонёк жизни продолжал тухнуть.
– Он умирает. Почему не получается?!
Я тряхнул Фавония за грудки, но тот продолжал холодно смотреть на меня.
– Его не спасти, он потерял слишком много крови. Здесь и сейчас мы не можем ему помочь.
– Делай Пространственный проход в лабораторию, немедленно!
– У меня нет необходимых инструментов, препаратов, сыворотки, ничего нет, – его тон был холоден. – Сомневаюсь, что у кого-то вообще есть. Ведь никто заранее не заготавливал подходящей крови, верно?
– Он нужен мне! Без него всё будет напрасно!
– Тогда поглоти его душу.
Я отпустил одежду полудемона и сделал шаг назад.
– Ты рехнулся?
– Если его душа уйдёт к богам, то мы никогда не вернём её. Если она станет вашей, то мы сможем призвать её в восстановлено тело.
– Души нельзя призвать в этот мир повторно без последствий для сосуда, – возразил я.
– Если душа слилась в бессознательное в хранилище Праматери, то вычленить её обратно невозможно. Если осталась в Чертогах, то… Вы сами прекрасно понимаете, что шанс такого исхода стремится к нулю. Скорее всего он угодит прямо к Светлой Богине. Чисто в теории можно вернуть душу в своё же тело в течении недели без последствий. Решайте, время маленького Больдо почти истекло.
Я протянул руку в сторону умирающего ребёнка и из ладони вырвался клубок дыма. Так паршиво я себя давно не чувствовал.
