Пантанал и дети Ла-Манша | страница 15
— Je n'irai pas plus loin! — предупредил он.
— Куда ты денешься дорогой! — воскликнул я. — И говори по — русски, падаль!
Водитель оказался упертый.
— Я не ехать! — заявил он.
Для достоверности выключил мотор и вынул ключ.
— Вив ля Франс! — оценил я шутку.
Во втором кольце стояли наши и не на полицейских машинах, а на бронетранспортёрах. Прицел пушек не имел двойных толкований, они смотрели прямо в бампер. Я вылез из — за руля. Ко мне подошел могучий прапор, анатомической особенностью которого было полное отсутствие шеи. Кивнул на мое удостоверение. Мы молча закурили.
— Кто в багажнике? — индифферентно поинтересовался прапор.
— Таксист, — пожал я плечами. — Как обстановка?
- 2 дня назад была нормальная.
До тюрьмы оставалось метров 300. Серое здание, окружённое многометровым забором с колючей проволокой, напоминало неприступный бункер. Окна в здании заменяли узкие бойницы. Из них свешивались грязные тряпки. Из некоторых окон — висельники. На плоской крыше тюрьмы непринужденно гуляли люди в нарядных полосатых робах.
Из здания периодически доносились истошные крики. С крыши временами сбрасывали тела в серых мундирах надзирателей.
— Мертвых сбрасывают! — сплюнул прапор. — Живых только баб оставили. Дерут вторые сутки без остановки.
Он опять сплюнул.
— Чего хотят? Требования выдвигали? — спросил я.
— Насколько я знаю, никаких. Грозятся только, если начнут штурм, устроят массовое самосожжение.
— Ну и хер ли? — сказал я. — Нехай жгут.
— Там несколько десятков русских заключенных. Военной тюрьмы нет поблизости, вот их сюда и поместили временно.
В этом месте я напрягся, но профессионально скрыл это.
— Они еще живы? — говорю. — Зэки не любят «зеленых», почти так же, как и «красных».
— Кто его знает. Информации никакой. На переговоры не идут. Стукачей всех давно вычислили и с крыши скинули. Да и кто будет нынче стучать?
Я согласился, что в данной ситуации, пожалуй, на самом деле стучать никто не будет. От крыши до земли метров 20 — это именно тот раздел, после которого стукачи сделались честными заключенными.
Бывшее аббатство окружили со всех сторон. Были грамотно организованы пулеметные гнезда. Повсюду сновали «вагнеры» на гибких траках. В воздухе барражировали вертолеты. На моей памяти это был первый подобный бунт в тюрьме. Походу его решили показательно подавить, сиречь расстрелять всех к чертовой бабушке, а место дезинфицировать напалмом и сказать, что так и було. Для констатации торжества гуманизма имелись приглашенные гости с ЭР — ТИ. Журналисты сидели с обреченными рожами в окружении часовых, ожидая дозволения снять дозволенное.