– Тогда скажите, какими они должны быть, эти пять последних заповедей?
– Так и сказал я тебе, лентяйка. Ты это сделаешь самостоятельно. – И он внезапно встал, стряхнув меня с колен, так что я чуть не шлепнулась задом на пол. Это была наша постоянная игра. Я должна была успеть спрыгнуть и стать на ноги, иначе отцу засчитывалось очко. – Проанализируй тщательно десять заповедей. И скажи мне, как им следовало бы звучать. А пока что, если я услышу еще раз, что ты вышла из себя, и мама пришлет тебя ко мне разбираться, подложи лучше себе в штанишки хрестоматию Мак-Гаффи.
– Да полно вам, отец.
– А вот увидишь, морковка, увидишь. С наслаждением тебя отшлепаю.
Пустая угроза. Он ни разу не шлепал меня с тех пор, как я достаточно подросла, чтобы понимать, за что меня ругают. Да и раньше никогда не шлепал так сильно, чтобы пострадало заднее место – страдали только чувства.
Материнское наказание – другое дело. Отец представлял собой высшую судебную инстанцию, мать – низшую и среднюю, для чего ей служил персиковый прутик. О-ой!
А отец меня только портил.
У меня было четверо братьев и четверо сестер: Эдвард, 1876-го года рождения; Одри – семьдесят восьмого; Агнес – восьмидесятого; Том восемьдесят первого; в восемьдесят втором родилась я, потом Франк в восемьдесят четвертом. Бет в девяносто втором, Люсиль в девяносто четвертом, Джордж в девяносто седьмом. И отец тратил на меня больше времени, чем на троих других детей вместе взятых, а то и на четверых.
Оглядываясь назад, я не нахожу, что он как-то особенно поддерживал наше общение, но получалось так, что я проводила с отцом больше времени, чем мои братья и сестры.
Две комнаты в нижнем этаже нашего дома служили отцу кабинетом и амбулаторией; в свободное время я оттуда не вылезала – меня притягивали отцовские книги. Мать находила, что мне не следует их читать, в медицинских книгах содержится много такого, во что леди просто не должна вникать. Леди не подобает знать таких вещей. Это нескромно.
– Миссис Джонсон, – сказал ей отец, – если в этих книгах есть некоторые неточности, я сам укажу на них Морин. Что касается гораздо более многочисленных и гораздо более важных истин, то я рад, что Морин стремится их познать. «И познаете истину, и истина сделает вас свободными». Иоанн, глава восьмая, стих тридцать второй.
Мать плотно сжала губы и промолчала. Библия для нее была непререкаемым авторитетом, между тем как отец был атеистом, в чем тогда еще не признавался даже мне. Но Библию он знал лучше матери и все время цитировал из нее подходящий стих – я считаю, что это исключительно нечестный прием, но нужно же отцу было как-то обороняться. Мать была женщина с характером.
