Я выудил джинсовую куртку из кучи одежды на полу и отправился на пляж. День выдался хмурый, холодный восточный ветер гонял песок. Я провел там несколько часов и за неимением лучшего пошел в кино, а потом купил себе бутерброд в незнакомом ресторанчике в центре города, где, по слухам, собирались студенты. Никаких студентов там не было, а сидели мужики в годах, точь-в-точь завсегдатаи "У Дэггета", вот только к ним в придачу были еще их старые бесформенные жены и орущие, чем-то недовольные дети. В четыре я уже сидел в баре, а к шести был пьян в доску.
Я намеренно избегал "У Дэггета". "Сделай перерыв, не надоедай ей дня два, не будь нюней", — приказал я сам себе, но ближе к девяти оказался у стойки и заказывал Крису виски с кока-колой. Он на меня странно посмотрел. Как все изменилось по сравнению со вчерашним днем!
— Ты уверен? — сказал он. Я попросил объяснить, что он имеет в виду. — Похоже, тебе, приятель, уже хватит.
Я вытянул шею в надежде увидеть Дарью, но различил только склоненные над столиками спины посетителей.
— Наливай давай.
Нудно играла музыка, мертвая, допотопная, никому не интересная, включая завсегдатаев. Играла не переставая. Крис поставил передо мной стакан, я поднес его к губам и спросил, где Дарья.
— Она отпросилась пораньше, сказала, что устала. Сегодня не так много народа.
Я почувствовал укол разочарования, ревности, ненависти.
— Телефон ее не дашь?
Крис наградил меня подозрительным взглядом; вид у него был такой, будто он знал больше меня.
— Хочешь сказать, она тебе не оставила своего номера?
— Нет. Мне и в голову... Она была у меня...
— Мы не имеем права разглашать конфиденциальную информацию.
— Даже мне? Говорю же тебе, вчера она была у меня. Мне надо с ней срочно поговорить, это касается Кота. Сам знаешь, она на него запала.
— Прости, мне очень жаль...
— Жаль? Иди ты на хрен! Жаль ему...
— Знаешь что, приятель...
— У меня есть имя, меня зовут Младший.
Он наклонился над стойкой, упершись обеими руками в столешницу, и тихо-тихо сказал:
— Вали отсюда.
Опять зарядил дождь. Пока я шел домой, он барабанил по листьям со все нарастающей силой. По бульвару мчались машины, лужи расступались у них под колесами с громким шуршанием — казалось, на улице рвут бумагу, а за машинами неслись облака водяной пыли. Фонари горели тускло. Улица опустела. Поднявшись в горку к своему дому, я нашел под навесом свой "мустанг", забрался в машину и, хотя, наученный горьким опытом отца, никогда не садился за руль под градусом, поехал на стройку. Все это я проделал в ясном сознании — думаю, в другой ситуации такая ясность мысли меня бы сильно напугала. На стройплощадке была алюминиевая лестница; я представил, как она лежит у стены на земле, и не выпускал этот образ из головы, пока не прибыл на место, вытащил ее из грязи и привязал к крыше машины. Она была мне нужна отнюдь не для малярных работ.
