— А говорит это о том, что в тебе больше раздражающей нервозности, чем в Кондратенко, и тебе надо вести себя тише воды, ниже травы, чтобы не вызывать неприязненных чувств у усталых людей, вроде меня. А теперь возьми мел и решай…
Марик-Марик взял карточку, свернул было к своей парте, но передумал и подошел к доске. В классе кто-то из самых смешливых хмыкнул. Он принялся читать, и было ясно, что ни слова из прочитанного не понимает. Он насупливал брови, вчитывался в условия задачки все снова и снова. Лоб его покрылся испариной. Мел крошился в его пальцах и засыпал башмаки.
— Устал мел крошить, Селищев? — спросил математик. — Вот видишь, ты уже почти стер грань между умственным и физическим трудом.
Класс хохотал. Марик-Марик оторвал глаза от карточки с задачей и исподлобья поглядел на ребят, которые сейчас откровенно потешались над ним. Игорястик Кондратенко хохотал вместе со всеми. Марик пристально поглядел на него, вернее на его дергающийся в смехе раскрытый рот, и вдруг громко сказал ему, даже не ему, а его гортани и зубам:
— Ну ты-то что? Ты-то ведь все знаешь?..
Ах, если бы сейчас был не урок, если бы они сейчас были не в школе, а на улице! Как бы Марик с маху влепил ладонью по этой фальшивой физиономии… Но, увы, была школа, был урок и был учитель математики, который, поняв, что происходит нечто серьезное, подошел к Марику-Марику и положил ему руку на плечо, отчего тот разом съежился и прерывисто вздохнул.
— В чем дело, молодой человек приятной наружности?
И в обычно весьма ироничном тоне математика вдруг прозвучала едва уловимая теплая нотка.
— Отпустите меня домой, — прошептал Марик-Марик, — пожалуйста…
— Что случилось? — спросил математик.
— Случилось, — глухо ответил Марик и добавил едва слышно: — Беда…
Возникло молчание, которое прервал Кондратенко.
— Правда, отпустите его. Собаку у них увели.
Весь класс возбужденно загудел: «Где? Когда? Как? Какую?»
— А ты откуда знаешь? — спросил математик.
— Знаю, — сказал Кондратенко.
— Ну что же, знание — сила, — математик поглядел на Марика, на лице которого возникло щемяще-жалкое выражение. — Иди. «Иди и помни обо мне», как сказал один призрак, в каком произведении, коллеги?
Возникла пауза. Ждать Марик-Марик не стал, он метнулся к парте и выхватил сумку.
— В «Гамлете», неучи! — воскликнул математик, когда Марик затворял дверь.
Марик бежал по улице, и настроение у него было препротивное. Прежде всего он примчался к «Гастроному», а вдруг… У магазина стояли несколько детских колясок с младенцами, и к трубе, прикрепленной поперек витрины, чтобы не разбили стекло, был привязан карликовый пинчер. Песик тревожно поглядывал на одну из колясок, которая тряслась — младенец в ней ворочался и натужно кряхтел.
