Мухтар стоял у руля. Амир правил парусом. Дарига помогала женщинам вылавливать из воды всевозможную домашнюю утварь и маленькие плодовые деревца. Они бережно подвязывали их к бортам каика, чтоб не осыпалась с корней земля. Женщина в солдатской шинели аккуратно собирала намокшие комья глины и приговаривала:
— Дерево, как человек… Без родной земли сохнет. Пусть хоть кусочек земли всегда будет с ним.
Женщины укладывали на дне каика деревца и все, что вылавливали из воды, — деревянные миски, корыто, люльку, размокшие фотографии.
…Каик плыл в безбрежном просторе. Позади долго виднелся разрушенный аул, стоявший над водой, как мираж.
Баркас причалил к высокому берегу, где стоял белый домик станционного смотрителя.
К самому берегу прижималась железная дорога и крутом дугой убегала на север.
Женщины потрошили и солили рыбу, мальчики кормили потрохами прожорливого сома.
Время от времени громыхали тяжелые товарные эшелоны. На вагонах белели крупные надписи: «Казахстан — фронту». На платформах, идущих на север, мелькали зачехленные пушки, танки, самолеты, уголь, руда…
Навстречу им шли поезда с покореженной военной техникой: обломки самолетов, разбитые пушки, сгоревшие и подбитые танки, зеленые — наши и грязно-желтые с крестами на боках — танки врага.
Отгремели поезда, и на пустынном берегу снопа стало слышно сердитое ворчание реки.
К берегу, где стоял каик, подъехала высокая арба. На арбе сидела женщина со старым ружьем, треснутым в прикладе и закрученным медной проволокой.
Поговорив с жительницами старого аула, она тяжело вздохнула и сказала, кивая на мешок:
— Если Зейнолла-аги нет, не знаю, как быть с этим… Можно ли доверить детям?
— А что это? — спросила женщина в солдатской шинели.
Женщина с ружьем развязала мешок, высыпала оттуда звенящие узелки и сказала:
— Наш аул собрал для фронта…
На узелках были бирки с фамилиями. Она развязала один из них и вынула серебряные украшения с темной старинной позолотой и сердоликами. Вокруг разом завздыхали и заговорили:
— Мы тоже собрали…
— Только все забрала Дарья.
— Почему не доверить? — вдруг строго сказала женщина в солдатской шинели. — Они вон соль везут. Неизвестно, что теперь дороже.
Сказав это, она сняла с пальца сверкнувшее на солнце истершееся золотое колечко и протянула его женщине с ружьем.
— Возьми, — сказала она. — Мы теперь тоже из вашего аула. В прошлый раз я все отдала. Оставила это. А теперь и муж погиб, зачем мне оно…
Другие тоже сняли с себя оставшиеся скромные украшения и молча передали их женщине с ружьем…
