— Фашистам удалось остановить наш морской пехотный батальон вот здесь. И они не раз пытались сбросить нас в море. Иногда нам приходилось отражать двенадцать атак за день! Здесь шли очень тяжелые бои. Помню, сидели мы в траншее, смотрели на эту гору, где укрылись фашисты, и мечтали увидеть, что находится по ту сторону горы… — Он помолчал, задумался. — А теперь посмотрим место, где был расположен командный пункт батальона.
Возле автобуса остался только водитель. Он держал в руке манометр и проверял давление в покрышках. Александр подошел к водителю.
— Скажите, кто этот человек? — спросил он, показывая на Назарова.
— Назаров… Борис Акимович, — ответил удивленный водитель. — Председатель Совета ветеранов войны. Да его весь район знает.
— Назаров… Назаров… — словно заклинание, повторял Александр.
Глубоко задумавшись, он и не заметил, как снова оказался около своего окопа. Невдалеке косили траву.
Александр сидел в прежней позе на том же месте, прислушиваясь к звону кос и тихому щебетанию птиц. Издали постепенно приближались и все перекрывали звуки прошлого…
Разорвалась мина. За ней последовал нескончаемый пулеметный огонь.
В расщелинах гор белели остатки снега. В воздухе с визгом пронеслась мина. Солдаты, стоявшие в траншее, пригнулись, но она разорвалась где-то дальше. По мокрой земле стелился черный дым.
К траншее подполз молодой солдат Саша Бибилейшвили, таща за собой тяжелый ящик:
— Забирайте, ребята!
На помощь Саше поспешил Федя Климов.
— Что там? Тяжелое, как свинец.
— Еще бы! Это и есть свинец, — засмеялся Саша, спрыгивая в окоп.
Такой же юный, как и они, солдат Геннадий Семенихин позвал издали:
— Саша, а где Назаров?
— Шел за мной… — Он чуть высунул голову и позвал: — Боря! Боря!
Над траншеей показалась голова еще одного солдатика: выбившийся из-под пилотки рыжий чуб и взволнованные серые глаза.
— Здесь я! Берите… Ну и тяжесть! Я чуть не умер.
Он подтащил к траншее огромный ящик. Солдаты приняли его, а вслед за ним в траншею спрыгнул и Назаров. Пышноусый Глеб Купаев уже раздавал ребятам патроны из первого ящика, действуя с распорядительностью крестьянина.
— В первую империалистическую ребята говорили, — неторопливо рассказывал он, — что страшней войны, наверное, не будет. Так вот теперь, как подумаю, та война мне кажется ребячьей шалостью.
Сверху донесся шум колес и громкие оклики фашистов.
— Фрицам ужин принесли, — сказал Федя.
Коля Братченко мечтательно посмотрел на гору:
— Интересно, что можно увидеть за этой горой?
