— Завидую, — придумала Роза. — А что вы танцевали?
— Кто что хотел. У нас это было свободно. Никаких правил. Демократия в чистом виде. Только вот, если девица закапризничает, не захочет танцевать с каким-нибудь хлопцем, тут демократия кончалась. Тут уже каюк.
— Я это угадала, — сказала Роза. — По уверенности, с какой вы меня пригласили.
— Конечно, уверенность есть во мне. Я не наступил вам на ногу?
— Ты мне наступил, — сказал мужчина, танцевавший рядом. — Трактор ты несчастный!
— Ты, когда танцуешь, ноги держи под собой. Это я тебе профессиональное замечание делаю, — сказал Борис и подмигнул Розе.
Роза увидела доктора. Йонас вошел в комнату, уселся у проигрывателя и заговорил с женой инженера и ее дочкой, которая в этом году окончила школу и теперь работала на ферме. Из-за нее-то и возник тот спор о вузах. Она пошла танцевать с доктором. Танцевала она скромно, будто разминалась к танцу. У нее был порок сосудов и ей нельзя было перегружать себя движением. Глаза были добрые и боязливые, как у дичи. Мать глядела на нее и подбадривала улыбкой.
— Так где же ваш друг? — спросила Роза.
— Я вам говорил: там свои и непростые проблемы. Простим его.
— Его? Простим. Мы здесь, и больше никого и ничего не надо, правда?
Она попробовала запеть: «Если бьются наши сердца, нам больше ни-и-чего не надо…»
— Да, — опрометчиво сказал доктор.
Ачас сменил собеседника.
— За сорок один год ты сделал больше, чем другие за целую жизнь, — говорил ему седоголовый приезжий гость, которого перед тем занимали женщины, расспрашивая про какую-то заграницу. — Собственно говоря, не за сорок один, а за десять лет чистоганного времени. Сколько я не был у тебя? Года два. С половиной. У тебя прекрасное будущее. У вас всех, у всего хозяйства. Я говорю тебе искренне, как перед…
— У хозяйства — да, — кивнул Ачас. — Оно уже будет жить.
— Самое поразительное — это люди. — Седовласый гость в безупречном костюме поднял рюмку, предлагая чокнуться. — Я не скажу: люди, которых ты сделал. Скажем так: люди, которые «сделались» вокруг тебя… Я слышал краем уха ваш разговор о дисциплине. Вот это школярство. Человек — не тень социальных или культурных моделей. Человек — существо достаточно автономное. Каждый должен понять свое. У меня впечатление, что и тебя именно в этом постигла удача. Уйди ты завтра, машина здесь будет вертеться с достоинством и без тебя.
Ачас чокнулся.
— Куда уйти? Некуда.
Седовласый засмеялся:
— И не уходи. Выпьем дисциплинированно.
