— Тот, настоящий Забелла до сих пор молчит. Крепким оказался орешком. Ничего, кроме адреса Мурского, из него не выудили, да еще эти стишки в бреду: «О, Лаура…»
— А Мурский?
— Закрыл свою лавку и переселился. На Столярную, восемнадцать. — Он засмеялся: — Ну и задал ты нам ребус с искусителем!
— Вот что я подумал, — сказал тихо Забелла. — После Рождества должен прийти еще кто-то. От Мурской. Непременно должен. Ты понял?
— Мы встретим. Ты отдыхай. Ты знаешь, мы взяли всех на катере без единого выстрела. Мне казалось, что некоторые были почти безразличны ко всему.
— Это хороший знак, — сказал Забелла. — Это значит, они устали.
Снова раздался звонок. Эдвард Вилкс направился к выходу, открыл двери.
— Помните меня? — спросил стоящий в коридоре сорб — ныне военнопленный. — Я Вильгельм Левицки. Кукольных дел мастер. В сорок третьем году я к вам, помните, заходил без шинели. Я для вас куклу смастерил. Подарок к Рождеству. Говорят, нас скоро домой отпустят. Возьмите!
Эдвард Вилкс взял большую счастливо улыбающуюся куклу, которая вращала глазами и мурлыкала, как кошка.
— Милости просим к столу, — пригласил хозяин. — Там сын с приятелем.
— Живой? — всплеснул руками сорб.
— Сыновья бессмертны. Мы должны умереть раньше них.
— Я молился за вашего сына. И за ту девочку. Я за годы войны ничего не сделал, только по-людски похоронил девочку, закутав ее в свою проклятую шинель. И еще я хотел вас похвалить за ваш немецкий. Вы говорите, как истинный баварец.
— Спасибо, — сказал хозяин. — Может, все-таки зайдете? Мой сын теперь тоже свободно говорит по-немецки, только наука ему слишком дорого стоила.
— Побегу, — сказал кукольник. — Меня конвоир на пять минут отпустил… В туалет. Простите, но я не могу, где попало. Глупо, конечно.
— Милости просим в туалет, — пригласил Эдвард Вилкс.
— Спасибо, — сказал кукольных дел мастер.
Эдвард Вилкс вернулся к столу, оставив подаренную куклу в коридоре.
— Откройте консервы, ешьте, — сказал он. — Можете выпить, если хотите. А потом, по семенному обычаю, в честь моей жены Бируте вытянем каждый по соломинке из-под скатерти.
Слышно было, как в туалете зашумела вода, потом затопали ботинки и хлопнула дверь.
— Кто это приходил? — спросил Юрий Вилкс.
Отец не ответил. Все молчали. Отец печально смотрел на своего седого сына и наконец нарушил молчание:
— Приходил тот, в чьей шинели ты четыре года тому назад похоронил девочку. Помнишь?
— Помню, — сказал сын. — Девочку… И шинель.
