…Купалась дочь астаринского Мамед-хана с нянькой. Персиянки уединились и все на свете забыли – радовались теплу и воде. И было это у них смешно и беззащитно, как у детей.
Казаки подошли совсем близко… Степан выпрямился и гаркнул. Шахиня села от страха, даже не прикрыла стыд свой; нянька вскрикнула и обхватила сзади девушку.
Степан смеялся беззвучно; Фрол, улыбаясь, пожирал наголодавшимися глазами прекрасное молодое тело шахини.
– Сладкая девка, в святителя мать, – промолвил он в нежностью. – Сердце обжигает, змея.
– Ну, одевай ее!.. – сказал Степан няньке. – Или вон – в воду. Чего расшиперилась, как наседка!
Старуха не понимала; обе со страхом глядели на мужчин.
– В воду! – повторил Степан. Показал рукой.
Молодая и старая плюхнулись в воду по горло.
– Зря согнал, – пожалел Фрол. – Хоть поглядеть…
– Глазами сыт не будешь.
– Нехристи, а туда же – совестно.
– У их бабы к стыду больше наших приучены. Грех.
– Такая наведет на грех… Ослепну, не гляди!
Женщины глядели на них, ждали, когда они уйдут.
– Что? – непонятно, с ухмылкой спросил Фрол. – Попалась бы ты мне одному где-нибудь, я бы тебя приголубил… Охота, поди, к тятьке-то? А?
Старуха нянька что-то сказала на своем языке, сердито.
– Во-во, – «согласился» Фрол, – тятька-то ее – бяка: бросил доченьку и – драла…
– Будет тебе, – сказал Степан. – Купайтесь! Пошли.
Два дозорных казака на бугре, в камнях, тоже забыли про все на свете – резались в карты. На кону между ними лежали золотые кольца, ожерелья, перстни… Даже шаль какая-то дивная лежала.
Игроки – старый, седой и совсем еще молодой, почти малолеток, – увлекшись игрой, не услышали, как подошел Степан с Минаевым.
– Сукины дети! – закричал над ними Степан. – В дозоре-то?
– Да кто ж это так делает, а?!. – подал голос и Фрол.
Молодой казачок вскочил и отбежал в сторону… Старик, понурив голову, остался сидеть. Весь он был черный от солнца, только борода пегая да голова седая. Он пригладил черной сухой рукой волосы на голове.
– Чей? – спросил Степан молодого.
– Федоров.
– Зовут?
– Макся.
– Знаешь, что за это бывает? В дозоре карюжничать…
– Знаю.
– А пошто побежал? От меня, что ли, убежать хочешь?
– Прости, батька.
– Иди суда!
Казачок медлил.
– Ну, я за тобой гоняться не буду, на кой ты мне нужен. Снимай штаны, старый, тебе придется ввалить, раз молодой убежал. Раз ему не совестно…
– Эхе-хе, – вздохнул старый и стал снимать штаны. – Смолоду бит не был, дак хоть на старости плеть узнаю. Не шибко старайся, Степан Тимофеич, а то у тебя рука-то…
