Развал начался с моего шефа, который продолжал сомнительные деловые операции, упорно стараясь разбогатеть. Постепенно дело дошло до того, что он появлялся на работе лишь на пару часов. Сергей кое-как раскидывал корма по клеткам и убегал, прихватив из подсобки очередной таинственный мешок. Случалось даже, что я сам выполнял всю работу на Пруду и в клетках водоплавающих. В такие дни Сергей даже не переодевался. Убедившись в моём присутствии, он интересовался, все ли живы, после чего исчезал среди посетителей.
Терпеливая Мымра Сергеевна не раз намекала, что добром это не кончится. И оказалась права: слухи о бизнесе моего шефа дошли до директора, и он с треском выгнал Сергея из зоопарка.
Потом я не раз думал, что же всё-таки для него было важнее: деньги или интерес к животным? Но, честно говоря, так и не разобрался.
После ухода Сергея по зоопарку прошла волна инспекторских проверок, которые выявили множество нарушений.
Удивительно, но уволенный Сергей, которого зоопарк будто бы стеснял, теперь стал проводить здесь гораздо больше времени. Нередко он целые дни просиживал в сумрачной столовой, забыв о своих раньше столь важных делах. Теперь он никуда не бежал, ничего не прятал и лишь с тоской смотрел на Куролапова и остальных. Я видел, что ему очень хочется надеть потрёпанный свитер, старые джинсы и отправиться в клетки. Он то и дело предлагал кому-нибудь помочь с кормлением, и тогда Мымре Сергеевне приходилось ему напоминать, что он тут больше не работает.
А потом ушла и сама Мымра Сергеевна. Как оказалось, она взяла на себя ответственность за «самодеятельность» Сергея и прочие недочёты.
Её место занял Ибрагим, человек с печальным лицом, который не любил животных вообще и птиц в частности. Старый дом, где ещё недавно работали весёлые и счастливые люди, наполнила атмосфера унылости и равнодушия.
Первым не вытерпел Куролапов. Он написал витиеватое, сдобренное плоскими шутками заявление, которое, разумеется, тут же было удовлетворено. Следом ушли и остальные: все, кроме Тетериной.
Мы остались с ней вдвоём среди незнакомых серых людей и почти сдружились. Теперь я помогал ей кормить эму, а она в доверительных разговорах со мной ругала Ибрагима и хвалила Мымру, которую (надо же!) раньше недооценивала.
Но и Тетериной хватило ненадолго. В конце концов она устроила Ибрагиму грандиозный, с истинно тетеринским размахом, скандал и уволилась, заявив, что без неё эму сдохнут от тоски. С эму, конечно, ничего не случилось, но мне оставаться в отделе больше не хотелось. Я собрал свои дневники, карандашные наброски животных, пересёк дворик с ванной и, ни с кем не простившись, вышел в калитку. Она, как прежде, болталась на одной петле, и на ней по-прежнему висела табличка «Посторонним вход воспрещён».
