Брат-юннат | страница 35
Турако минуты не могли просидеть спокойно. Они то появлялись в наружной клетке, то исчезали в тёмном зимнике. «Вот так, – думал я, – они и живут в джунглях, на секунду мелькнут в кронах и снова пропадают в листве».
Привлечённые изумрудными всполохами в клетке, посетители подолгу простаивали перед Голубятней, надеясь на более подробное знакомство с турако. Но нашим экзотическим экспонатам не было никакого дела до почтеннейшей публики: неожиданно прорезав полумрак малахитовой молнией и стряхнув с крыла зелёный блик солнца, турако снова растворялись в беспросветной черноте зимника.
В книгах я прочёл, что яркий окрас бананоедов объясняется тем, что в их перьях есть особое вещество – туракин.
Впоследствии я много помогал Помпею. Иногда нам случалось пересаживать турако из одной вольеры в другую. При этом птицы так нервничали, что, казалось, у них вот-вот случится разрыв сердца. И после каждого прикосновения к их оперению на руках оставалась переливающаяся зелёная пыль. Будто мы держали не птиц, а бабочек.
Без толку постояв перед клеткой с турако, посетители переходили к чёрным какаду. Тут кто-нибудь обязательно восклицал: «Ну и рожа!»
Просто счастье, что какаду не понимают людей: им было бы крайне неприятно дни напролёт слушать подобные «комплименты».
Чёрных какаду можно назвать антиподами турако, их отражениями в кривом зеркале. Главное у какаду – не по размеру большой клюв, который придаёт этим попугаям вечно удивлённое выражение. Помпей дружески называл какаду «шнобелями».
Из-за огромных клювов их глаза съехали наверх и немного к затылку. Всё в них было неказисто. «Шнобели», казалось, это понимали и стеснялись посетителей. В отличие от своих молниеносных соседей, чёрные какаду подолгу сидели под потолком клетки, вероятно предаваясь тягостным размышлениям о несовершенстве нашего мира вообще и себя в частности. Иногда, видимо в особенно сильные приступы ипохондрии, они оглашали зоопарк душераздирающими криками, от которых кровь стыла в жилах, а из рук самых нервных посетительниц падали сумочки.
Экспозицию Голубятни продолжали три пары крупных ожереловых попугаев. Ничего интересного в них не было, но они хотя бы не прятались от публики, и, дойдя до их клетки, люди переставали думать, что они зря потратили деньги на билет.
Ближе к концу обитали орлы-карлики. Они действительно имели суровый облик орлов, но размерами не превышали голубя. Это выглядело немного комично, но больше – удивительно. Я сам слышал, как некоторые дети убеждали родителей, что перед ними орлы, которые «в детстве много болели».
