— Что-то отрок зачастил в местный музей и в дом чаеторговца А. М. Лушникова.
— Земные дела зело волнуют ваше чадо, отец Дмитрий, — на ухо передавал кяхтинский священник. — Все около работников крутится, присматривается, как шьют монгольскую палатку на байковой подкладке, как упаковывают тюки, чем кормят верблюдов и быков. Монгольские, бурятские и якутские слова записывает. И ко мне обращался с расспросами: правда ли, что в доме Лушниковых останавливались и Пржевальский, и Потанины, и Радлов, и Ядринцев, и Обручев? «Останавливались и другие путешественники…» — отвечаю.
Глаза у отрока так и загорелись.
— Расскажите, пожалуйста, какие они? Что про чужие страны и народы сказывали?
Вона, чего захотел!
В пятницу все про декабристов расспрашивал: кто из кяхтинских купцов ездил к ним на Петровский завод и чей это завод? Все допытывался, уж не кабинетские ли, сиречь не царствующих ли особ эти владения? Каторжные рудники и заводы Нерчинского и Алтайского горных округов и Кузнецкого каменноугольного бассейна, говорят, на царскую семью работают… И правда ли, что Белозёров приятель Лушникова, виделся с Чернышевским и разговаривал с ним? И кто только, какие сыны неправды и геенны, рабы греха и тления внушают нашим отрокам такую крамолу? А все ваш знакомый Иван Иванович Попов! Посеял семена зла и разврата, а сам отбыл в Иркутск. Мы же тут расхлебывай.
Хороши и господа из Третьего отделения. Что им наши места — гнилой, гиблый угол? Нашли, куда ссылать декабристов и народников. Тут и ломтя не успеешь прожевать, как за монгольскую границу перемахнут. А там Китай, океан-море, и поминай как звали.
Отец Дмитрий слушал мирского коллегу задумчиво. Сергей давно тревожил его. Подросток развивался не по годам. Он не хотел познавать бога ни разумом, ни сердцем… С каким жаром отец Иоанн внушал мирянам:
— Разум — злейший враг веры, источник всех заблуждений и смут. Наше немощное тело — «сосуд скудельный», вместилище греха и порока. Человек — жалкое, падшее существо, созданное по образу и подобию божию, должен всегда помнить: жизнь на земле — этой юдоли печали и слез — временна и бренна. Умерщвляй плоть, человек, стремись в небесную отчизну свою, в райское блаженство!
Однако и эта проповедь не затронула ни одной струны в душе подростка.
— О чем же он еще спрашивал вас?
— Правда ли говорят, что Алексей Михайлович Лушников декабристов Бестужевых, Завалишина и Горбачевского самолично видел? Портреты с каких кяхтинских купцов рисовал Бестужев? В Селенгинске у кого жили Торсон и Бестужевы? А что возили купцы декабристам на Петровский завод?
