Последняя песнь до темноты | страница 24



Пророк мгновение выглядел удивленно. А потом рассмеялся.

— Конечно, — сказал он. — Ты права, Лин. Прости, ты права. Кстати, — он покрутил кольцо Академии и, пока она не успела ответить, вложил кольцо в ее ладонь. — На хранение, — сказал он. — Ты сделаешь это для меня?

— Почему…

— Считай, что это предосторожность, — сказал он. — А теперь идем. Нам лучше зайти.

Лин смотрела на него, на тень, упавшую на его лицо, на свет над его правым глазом.

— Один вопрос, — сказала она. — Зачем вы нас обманывали?

— Мне нравились наши встречи, — сказал он. — А тебе?

Лин не ожидала этого, но кивнула.

— Тогда возьми его, — сказал он, — и не думай обо мне плохо, — он встал, отряхнул одежду, стал выше, чем раньше, и лира оказалась у него на боку. Сияние его метки, казалось, окутало все его тело, словно он весь сиял, но она знала, что это игра ее воображения.

Лин ощутила потерю, не понимая причину, пока смотрела, как Пророк кланяется и уходит в толпу. Он прошел в полоску света, падающую из дверей, она увидела, что он чуть прихрамывает, но знала, что это не важна, как и не будет важным ни для кого в комнате из тех, кто будет рассказывать об этой ночи до конца своих жизней.

* * *

Дариен говорил Рианне, что поэтесс не бывало, но это не объясняло женщину, стоящую в центре зала и поющую под лиру ее напарника. Ее острое лицо было повернуто к свету ламп, ее взгляд был направлен мимо них, мимо всех людей. Голос из ее хрупкого тела вырывался удивительно сильный. Это была песнь о потерянной любви.

Дариен тоже спел о любви, о ее мужском понимании, и песня, как Рианна думала, была написана для нее. Марлен стоял на уважительном расстоянии за ним, дополняя только мелодией лиры и своим голосом. Слова все еще звучали в ее голове:

«Ледяная королева моего сердца,

В темной ночи,

Если проиграю тебя тени я,

Навеки останусь один».

Он не сводил с нее взгляда, но музыка дрожала на ее костях, словно она была лирой, а ее нервы — струнами. Но она умела скрывать эмоции на лице.

Теперь этот поэт, Лин — другого имени она не называла — пела сильным голосом, платье было ей велико. Песнь была задумчивой, словно ее пела старушка, вспоминая всю свою жизнь. От этого на глазах Рианны выступили слезы, чего она не ожидала.

Песнь закончилась, Лин встретили тишиной, а потом медленно наросла волна аплодисментов, которые тут же угасли, как быстрый дождик. Рианна поняла, что, хоть она была в восторге от мысли о поэтессе, другие в комнате могли думать иначе.