Антология средневековой мысли. Том 2 | страница 26
К тому же во всем унивокально причиненном дело обстоит согласно природе так, что если нечто присуще причиненному сущностным образом, то причине этого причиненного оно присуще в большей степени, и благороднее, и более явно, и первичнее, и совершеннее. Но начало познания присуще всему познающему сущностным образом; следовательно, в большей степени и благороднее, и первичнее, и совершеннее оно присуще причине познающего. Следовательно, природа, благодаря которой нечто — познающее, не проистекает от чего-то только живущего, жизнь которого была бы отделена от познания.
Кроме того, среди причиненных наиболее благородно то, что ближе первому, которое есть причина, поскольку приближается [к нему] благодаря многим благостям и благородствам. Но интеллектуальное [сущее] благодаря многим благородствам и благостям приближается к первому и совершенному познающему, и оно есть скорее интеллектуальное, чем только живущее или только чувствующее и живущее. Итак, надлежит, чтобы источником и началом познания у живых существ (cogitatio vitae) была некая интеллектуальная природа.
Кроме того, мы видим, что все совершенное в отношении зрения имеет причиной то, что зримо благодаря себе самому и наиболее совершенным образом; все же разнообразие цветов имеет причиной свет, а различие их происходит из многообразного примешивания темного и ограниченного тела к прозрачному (diaphanum[53]), действие которого, самого по себе, есть свечение. Итак, сходным образом всякое познание проистекает от наиболее совершенного познающего, а различие познаний происходит из многообразной затененности познавательного свечения, излучающегося на познавательную [способность] в различных живых существах.
Наиболее доказательные из этих [доводов] определяют, что всякое интеллигибельное и чувственное познание в живых существах проистекает от интеллектуальной природы, познающей совершенно и интеллектуально. Относительно же сказанного, что первая причина оказывает влияние в большей степени, чем вторичная, перипатетики учили, что это истинно относительно истинной причины; живое же, отделенное от познающего, не является причиной познающего и поэтому не оказывает влияния [на него]. Но хотя первая причина все свои благости изливает на причиненное и благости в ней не имеют никакого различия и иерархии, поскольку сама первая [причина] обладает всем простым образом прежде причиненного, однако то, что изливается в причиненное, изливается в некоторой иерархии и в различии. Таким образом, прежде всего оказывает влияние то, что согласно порядку познания есть более общее и первичное, поскольку если устранить причинность первичного, вторичное не будет оказывать влияния, но если удалить причинность вторичного, первое будет оказывать влияние. Сходным образом в причине, которая есть источник жизни и познания, «живое» не добавляет ничего к остальному, поскольку ее жизнь есть ее познание, однако в причиненных, в которых «живое» имеет различие [с чувствующим и познающим], живое — как бы основание остального. В отношении же наделенности благородствами нет ничего столь многообразного, как первая причина, однако эта множественность благородств в первой причине не устраняет никакой простоты, поскольку первая причина обладает всеми этими благородствами прежде причиненного, просто и едино, и поэтому Философ замечательно говорит, что первая причина превышает имена всех ее действий и она изобильна в себе, когда ничего не дает и не дарует никакому из причиненных, и изобильна в других причиненных, которым она сообщает [благородства] пропорциональным образом