Жан-Жорж Новерр
Я присоединяю свой слабый голос к голосам Англии, чтобы дать хоть немного почувствовать разницу между их свободой и нашим рабством, между их мудрой смелостью и нашими нелепыми предрассудками, между поощрением, которое получают искусства в Лондоне, и постыдным гнетом, под которым изнемогают в Париже.
Вольтер
Людовик XIV скончался в 1715 году, и к тому времени классический балет уже распространился по всей Европе. Обласканный монархами, которые видели во Франции верх совершенства цивилизованного мира, le belle danse пустил корни в Британии, Швеции, Испании, во владениях Габсбургов, Польше, России, а также многих городах Италии, где соперничал с веселой местной традицией. Однако дальше теплой встречи дело не пошло. На протяжении XVIII века французский балет подвергался критике и нападкам повсюду, но особенно в собственной цитадели – Париже.
Именно потому, что балет был преимущественно придворным искусством и, казалось, олицетворял собой дворянский стиль, он превратился в мишень для тех, кто стремился построить другое, не столь иерархичное, общество. Там, где под влиянием вольнодумцев-философов засомневались во французских вкусах и обычаях, балет перестал быть символом утонченности и элегантности и, как следствие, начал угасать.
Чтобы двигаться вперед, для балетмейстеров и танцовщиков оставался один путь – реформа. Поэтому в течение XVIII века они приступили к преобразованию своего искусства по всей Европе. Парижская опера по-прежнему оставалась признанной столицей балета, но, несмотря на престиж, ее статусность мешала проводить нововведения, и самые важные художественные прорывы связаны с другими местами. Однако притяжение Парижа было настолько велико, что любые инновации в танце получали полную поддержку только после представления на легендарной сцене.
Реформа коснулась многих, но главным образом женщин. По традиции им отводилась второстепенная роль, и вдруг они, сами женщины, выступили в качестве дерзких новаторов. Как мы увидим позже, многие из них нашли общие цели с теми мужчинами-танцовщиками, кого привлекали народные формы. Танцовщики – и женщины, и мужчины, – перенимая ярмарочные традиции, стиль акробатов и мимов, привнесли в балет жизнь «низов». Другие, вслед за французскими просветителями, обличавшими притворство и фальшь, стремились сместить центр тяжести с выверенных благородных движений на действие и пантомиму, – la belle danse стал считаться едва ли не анахронизмом. При всем различии подходов реформаторы танца повсюду были охвачены одним неудержимым желанием: отбросить «дворянское» наследие французского балета со всеми его божествами и ангелочками и, изменив танец, приблизить его к человеку.
