Право сильнейшего | страница 136
Но у меня, кажется, включился в голове какой-то ограничительный стопор – я уже ничему не удивлялась и ничего не боялась. Рассуждать еще могу, сопоставлять и анализировать – тоже. Но испытывать эмоции – нет. Как если бы вместо них включился холостой ход, и теперь, кроме вялого удивления и легкого беспокойства, в моей душе ничего не ворохнулось.
Может, это и есть сумасшествие?
Самка, какое-то время посверлив меня крупными алыми глазами, шумно выдохнула, обдав волной холодного, как из морозильника, воздуха. После чего скрючилась, напряглась и отрыгнула между лап небольшой комочек какой-то вязкой зеленоватой субстанции. К которой я, недолго думая, и поднесла требовательно причмокнувшего детеныша.
М-да. Чем я тут занимаюсь?!
Но детеныш оказался доволен – едва ткнувшись мордой в эту гадость, он накинулся на нее голодным зверем и в мгновение ока слизал все подчистую. После чего отвернулся от мамаши и, так же требовательно пискнув, упрямо пополз к моему сапогу.
Я пожала плечами и отступила, чтобы его не раздавить, а потом вообще отошла к дальней стене, после чего, опустившись на землю, попыталась немного подремать. Все-таки стрессы у меня накануне были ого-го. Неудивительно, что организм по-прежнему требовал отдыха. И я не стала возражать. Может, тогда меня отпустит это непонятное чувство апатии? И я все-таки пойму, что со мной происходит?
На этой, довольно-таки равнодушной ноте я закрыла глаза.
Однако спустя некоторое время в мое бедро снова что-то мягко толкнулось – упрямое, слабое, но явно живое и активно копошащееся где-то в районе колена. Пришлось ненадолго отвлечься и от волнами набегающего сна, и от назойливых мыслей, то и дело пытающихся его прогнать. Лишь для того, чтобы опустить взгляд и увидеть знакомую сморщенную мордочку все того же упрямого малыша, а затем развернуть его в обратную сторону и, подтолкнув для верности под зад, строго велеть:
– Кыш.
После этого я, видимо, все-таки задремала. Пережитое здорово сказалось на душевном самочувствии, потому что я снова спала долго и так крепко, что совершенно не слышала того, что происходит вокруг. У меня даже снов никаких не было. Как не было ни тревог, ни страхов, ни сомнений. Только смутно шевелилось где-то в груди вялое, неосознанное беспокойство, но и оно очень долго не могло вытащить меня из оков подозрительно глубокого сна, чтобы растормошить, помочь скинуть опасное равнодушие и напомнить о чем-то важном.
Открыв глаза во второй раз, признаться, я с немалым трудом вспомнила, где нахожусь и почему вообще сюда явилась. Мне пришлось потратить несколько долгих минут, чтобы вспомнить, кто я, как тут оказалась, и что вообще произошло. Но вот когда это все-таки удалось, я со внезапной ясностью поняла, что мое эмоциональное состояние заметно улучшилось. Ночные тревоги не просто позабылись, хотя это казалось невозможным, но и потеряли свою остроту. Они словно стерлись, смазались, подернулись какой-то дымкой. Как будто это случилось не вчера, а много месяцев назад. Так, что я успела и вдоволь нагореваться, и наплакаться, и выругаться в сердцах на несправедливость жизни. А потом потосковать, поговорить по душам с понимающим человеком, что-то осознать, понять, напиться до полусмерти, старательно обо всем забыть и… начать жить заново, будто бы ничего не произошло.