— Хочешь, птица, — хлопнула в ладоши Кримхильда, — я спою тебе песню?
Птица в ответ издала какой-то гортанный звук.
— Прелестно! — воскликнула королевна. — Значит, договорились? Сначала я, а потом ты…
И, прищурив глаза, она, не мигая, стала смотреть на солнце. Потом, словно что-то услышав в глубине себя, тихо запела:
О ветер прохладный,
О лепет волны,
О берег отрадный,
Где мы рождены!
О зелень земная
В лазури небес
В тебе утопая
Слух мой воскрес.
Раздумья! Как лозы
Обвейтесь вокруг!
Здесь ласковы грозы
И ветер мне друг.
Почти неприметный,
Над сердцем моим
Лепечет, приветный,
Здесь каждый любим!
Небесные дали,
Как в райском саду,
И в люльке мне дали
Оттуда звезду.
О Рейн благодатный!
Ты вечно внутри
Покой невозвратный
Ты мне возврати.
И в смутной надежде,
Пусть мельницы нет,
Стучит, как и прежде,
Мне сердце в ответ.
О Рейн, как тревожно
Блужданье вдали…
Сказать невозможно,
Но ты мне внемли…
В твоем обаянье
Я здесь наконец
Ты в светлом сиянье
Прими мой венец.
Королева уже больше не видела зеленой береговой полосы. Она, не отрываясь глядела на большие радужные пятна в воде, которые играли под лучами солнца.
Тогда заговорила птица:
— В давным-давно минувшие времена была одна такая долгая ночь, что людям казалось, будто они уже никогда не увидят дивного света.
Ночь была черной, как смоль, не было ни звездочки в небе, ни шепота ветерка, ни шелеста дождя, ни единого звука на земле. Не благоухали луга и лесные цветы.
Люди пришли в глубокое уныние и пали духом. Они не могли приготовить себе еды из мяса, ведь в их очагах не плясали языки пламени, и люди довольствовались безвкусной кашей из муки. Тлеющие угольки постепенно гасли, прятались под серым пеплом, и приходилось беречь головешки.
Глазам так опротивела тьма, что люди часами глядели на красные головешки, от которых не сыпались радующие взор искры — человеческие уста не могли раздуть пламя.
В такой кромешной мгле ни один смельчак не отважился бы пуститься в путь по полям, ни один красавец-конь не прошел бы на родное пастбище — ему не сослужили бы службу ни нюх, ни зрение. Даже лиса сбилась бы со своего собственного следа.
А древняя ночь все не уходила… все не уходила… Но во тьме и мертвой тишине время от времени раздавался чей-то резкий, пронзительный голос: то была неугомонная птица теу-теу, которая не спала с тех пор, как в последний раз взошло солнце, и которая все время поджидала его возвращения. Солнце не могло не вернуться, но оно так сильно запаздывало!
