Мне не пришло на ум ничего лучше этой фразы. Наверное, стоило бы выразиться повежливее, но меня слегка задевала отцовская манера беспробудно учительствовать.
— Он бывает здесь каждый день. Задерживается на час-другой после службы.
— Ну и что?
— Ты не понял. Каждый день — это значит и в январе, и в марте, когда грязи по колено… Иногда садится на лавочку, но чаще кладет на землю или на снег подстилку, ну а потом все то же, что ты сейчас наблюдаешь.
Я не сдержался:
— Часом не в святые метит?
Старик довольно заулыбался.
— Все-таки очень ты на меня похож…
— Ндэ?
— Год назад я задал местному пономарю буква в букву тот же вопрос. Оказалось, обычный прихожанин. Ничего о нем толком не знают. То ли врач, то ли большой начальник, то ли водитель грузовой амфибии. Лежит человек и лежит, никого не трогает. Соответственно, и его никто не тревожит.
— Подражатели, надо думать, уже сыскались.
— Совершенно верно. Хотя по-настоящему упорных последователей пока нет. Осенний дождик может быть очень приятным и даже эстетичным, но это если воспринимать его на расстоянии… О чем мы с тобой говорим?
Сейчас скажет: «О сущей ерунде. Обрати-ка внимание на другое…»
— О сущей ерунде, отец. Как обычно в таких случаях.
Он замялся, но только на секунду. Как видно, старик мысленно вычеркнул предисловие. Отец знал: я беспощаден к его стилю, но не к сути того, что он говорит.
— Тебя интересовало внутреннее движение. И ты его видишь.
Я лишь пожал плечами в ответ.
— Конечно, никакого внешнего блеска. Ничего особенного, никакой героики, я понимаю! Но самые важные вещи на свете — спасение души, любовь, красота нашего мира, стремление к совершенству… ты без труда продолжишь этот ряд. Некоторые люди осознают самое главное очень хорошо и… конечно, они могут выглядеть…
Старик запнулся от волнения. Я слушал его внимательно. Наконец, он подобрал слова:
— Маршруты их душ никому не известны. Однако, полагаю, если бы удалось вычертить их на карте, такая карта была стократ нужнее, чем какие-нибудь сине-красные квадратики под Полтавой. Айне колонне марширт…
— Папа! — Он вздрогнул: я очень редко называл его папой… — Все очень просто, проще некуда. Если ты хочешь, чтобы этот дяденька мог и дальше благополучно полеживать под кустом, кому-то надо стоять на границах Империи. Например, мне. Одного без другого не бывает…
Он безнадежно потер лоб.
— Ты ведь уже не вернешься?
Я вложил в ответ весь стратегический резерв милосердия:
— Не знаю.
…Сманов — да, тот сделал все как надо, лишнего слова не проронив. Оказывается, о нем я говорил тогда отцу, а не о себе. Майор имел шанс спасти одну жизнь, и спас, хотя бы и свою отдав взамен.
