В августе полетели над рекой метлячки — белые бабочки предвестники кеты. Рыбаки ушли на путину, а через сутки прибыла в село первая плоскодонка с икрой. Бобриков взялся за дело. Все пятьдесят бочонков колхозной икры хабаровский холодильник принял тогда высшим сортом.
И стал Бобриков важным человеком в Ольгохте.
Кто его раньше знал? Бобриков и Бобриков, сын гурана, рыбак. А теперь стали бывать в его доме всякие люди. С порога улыбаются:
— Икорному мастеру — почет и уважение! — и распаковывают бутылку. Бобриков достает черпачок икры. Ему наливают.
— Не пьет он у нас! — беспокоилась Мария Федоровна.
Толька через силу проглатывал. Ну и люди!
После путины забывали про Бобрикова, зато на следующую осень, вместе с приходом кеты, начинали появляться гости. Возвращается Толька с засолки — во дворе уже дежурит-дожидается райцентровская машина. То «Москвич», то газик, а иной раз и сама «Волга».
Увидать бы Дымова, потолковать с ним. Словно сбесились люди от этой икры!
— Надо бы тебе строиться, — глубокомысленно решил один из настырных гостей, — горницу повместительней исделать. Погляди, как в соседнем колхозе икорный живет. Полагаю, колхоз поможет материалами. Люди у тебя бывают!
— Тут не краеведческий музей! — вспыхнула Надя.
— А ты помолчи, Надежда, при мужском разговоре.
— Дурак ты, Толька.
Рыба и икра — лицо колхоза. Теперь если собрание или торжественный вечер — Анатолий в президиуме. Сам председатель спрашивает при случае про самочувствие супруги, хотя, небось, видел Надю уже раз пять за день. Надо бы Анатолию быть довольным судьбой. Но не получилось. Еще полгода назад в жизни у него все было просто и ясно. Было…
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вечером раздался обычный стук в дверь.
— Командировочных несет, — зло зашептала Мария Федоровна. — Ох, чую я — сядешь ты, Толька! Ребенок ведь будет…
Она откинула щеколду.
На пороге стоял Дымов.
Анатолий вскочил с лежанки, растерялся, одернул рубаху.
— Вы!
Сердце его учащенно застучало.
— Маманя, это товарищ Дымов! Проходите! Стул, маманя!
Дымов прошел в комнату. На лице его появилась незнакомая Тольке улыбка.
— Ну, рассказывай, как ты тут, крестник? Говорят, икорным богом стал?
Он распахнул доброе пальто и вытащил из внутреннего кармана сверток.
— Армянский, пять звездочек. Специально под твою продукцию…
Толька не поверил.
— Ну, чего глядишь? Ты, брат, поторопись, у меня всего час времени. Одна нога здесь, другая…
