. Гизо так писал о Хартии в своих «Мемуарах»: «Взятая сама по себе и несмотря на свои собственные несовершенства и на возражения своих противников, Хартия была удобоисполнимою политической машиной; власть и свобода находили в ней одинаковые средства для своих действий и для своей защиты, и не настолько, вообще, плох был механизм, сколько были плохи приставленные к нему работники»
[136]. Как справедливо отмечал французский исследователь Д. Бажж, Хартия была необходимой, разумной и своевременной, но в то же время, она была лишь политическим инструментом, и все зависело от того, как ею воспользуются на практике. Следует отметить, что французские либералы периода реставрации далеко неоднозначно отнеслись к Хартии. По верному замечанию французского государственного деятеля правого спектра Бартелеми, если партия независимых (более радикальные либералы) видела в Хартии только первый шаг на пути к будущему, то доктринеры (более умеренные либералы) считали порядок, установленный Хартией, «абсолютно хорошим»
[137]. Но если Руайе-Коллар рассматривал Хартию только как текст для комментариев, то Гизо, как верно отмечал Д. Бажж, видел в ней материал, из которого можно создать нечто новое. Хартия не была для Гизо десятью заповедями, раз и навсегда данными; она явилась только инструментом, с помощью которого можно было проводить свою политику и направлять ее в нужное русло согласно обстоятельствам
[138].
В первые годы существования режима Реставрации, во время правления министерства Ришелье и господства «бесподобной палаты» среди доктринеров преобладала точка зрения Руайе-Коллара, в основу своей концепции поставившего сильную королевскую власть. Палате депутатов он отводил чисто совещательную роль: она должна только доводить до сведения короля различные мнения, существующие в обществе. Это было естественно в условиях ультрароялистской реакции «бесподобной палаты»: если бы такая палата располагала неограниченной властью, то это грозило бы отказом от основных положений Хартии 1814 г., поэтому в этих условиях Руайе-Коллар защищал идею сильной королевской власти, а не парламента. Гизо был согласен с мнением Руайе-Коллара о том, что всевластие палат ведет к узурпации власти, к тому, что, несмотря на провозглашенные политические свободы, на самом деле политические права будут отсутствовать, поэтому именно реставрированная королевская власть должна быть точкой опоры в обществе[139]. В работе «Три поколения» Гизо отмечал, что в то время он, тогда еще не заседавшей в Палате депутатов (ему еще не было сорока лет), полностью одобрял политику своих политических товарищей, направленную против «мстительной власти палаты 1815 года, и их усердие защитить от ее притязаний королевскую власть»
