Просыпаюсь — громкий протяжный стон — Юра:
— А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы! А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы!
— Ты чего?!
Чего в моём вопросе больше: озабоченности или раздражения?
— А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы! А-а-а-а-а-а-а!
— Шакил, шо это с Юриком?! — Слон, как всегда, задаёт правильные вопросы. Я же всё знаю. Я — Большая Советская Энциклопедия. У меня голова квадратная: вместо черепа системный блок с гигом оперативки. Разбуди меня ночью и спроси: сколько будет пятнадцать в сто сорок шестой степени — я обязательно отвечу. Да. Нефиг делать.
Раздражения больше — нужно срочно спустить пар:
— А я ебу?!! Слон, чо ты, блять, вечно бычишь?! Ну ты мне скажи!
— Кто бычит?
— Ты бычишь!
— Я бычу?
— Ты!
— А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы! А-а-а-а-а-а-а!
Есть желание популярно рассказать Юре о правилах хорошего тона, о том, что нельзя перебивать старших на самом интересном месте. Но синдром жирафа достиг той стадии обострения, когда информация наконец доползает до мозгов: оп-па, а ведь с Юриком что-то не так. Согласитесь: если человек стонет, то не от счастья. Если он, конечно, не трахается. А Юра лежит на кровати одинокий, как белый парус, шишку отнюдь не парит, принародно ящура не выгуливает.
— А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы! А-а-а-а-а-а-а! Мне плохо!
Плохо ему… А кому щас хорошо? Пить меньше… э-э… В смысле, с друзьями делиться надо, это ещё Ильич в декрете завещал: делиться, делиться и ещё раз делиться. А то сожрал всё сам, наглая морда, а теперь спать не даёт.
— А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы, я заболел! У меня температура!
— Какая температура? — настораживается Слон. Он панически недолюбливает всякие температуры и кашли, он уверен, что насморком передаётся бубонная чума, от которой СПИД бывает.
— А-а-а-а-а-а-а! У меня температура! Я заболел! Я так вспотел!
— Вспотел? — в вопросе Слона проскальзывает понимание.
— А-а-а-а-а-а-а! Пацаны-ы-ы! Я так вспотел, что и простыня, и одеяло мокрые!
— А-а-а, вспотел… И простыня, и одеяло… Это ничего, — слышно, как Слон поворачивается, скрипя пружинами, фэйсом к стенке. — К утру будешь здоров, Юра. Гарантирую.
Простыня? Одеяло? И что?..
Ага, и перевёрнутый кипятильник, вот что.
— Да, Юра, утро вечера мудренее.
— Как в сказке?
— Во-во.
С той ночи Слон не оставлял кипятильник без присмотра. Чтоб никто не болел. А мы как-то дружно, не сговариваясь, игнорировали медосмотры и не чихали.
Разучились.
* * *
Юра аж взопрел — горьку думу думает: как бы так извратиться, чтоб из кильки в томатном соусе свиные отбивные приготовить. Осматривает общаковый провиант и сплёвывает Костику между берцами, ковыряет ножом крупу и морщит прыщи на лбу. Членистоногие и бутеры только аппетит раздразнили, даже из зубов выковыривать нечего.
