Это был обычный провинциальный город. Не так мал, и не так велик. Альтакс не знал ни его названия, ни тех заслуг, которые дали ему почётное право стоять на одной из оживлённых подмосковных трасс.
Сероватый, скученный, сохранивший в себе множество старых построек, он показался Альтаксу чуть тоскливым, унылым, и, будь другое время, он, наверное, не стал бы останавливаться здесь даже на самое короткое время.
Но сейчас, при нынешнем его положении, когда он испытывал настоящий упадок физических и духовных сил, ему больше подходил именно такой город, тихий, немноголюдный, живущий своей давно устоявшейся жизнью…
Как только Альтакс, покинув дом своего сына, вышел за край посёлка, первое, что он ощутил, была усталость, та страшная, непреодолимая усталость, которая валит человека с ног, и поэтому, когда после недолгого ожидания возле него остановился пассажирский автобус, он не раздумывая сел в него. Пусть хоть к чёрту на кулички, лишь бы передохнуть немного, лишь бы подальше от Москвы, где его заклятые враги Джон и Зета наверняка уже дали следователям нужные показания и где против него, возможно, уже расставлены хитроумные сети. Попадись он в них – и ему больше никогда не увидеть ни Эндигоры, ни своей семьи, о которой он ни на минуту не переставал думать.
Эти нелюди Джон и Зета всю дорогу в Москву везли его полусвязанным в сидячем положении; он всю ночь не смыкал глаз, мучаясь от отёков, болей и тяготясь своим унизительным положением раба и пленника.
Усталость и бессонница прошлой ночи исчезли сразу, как только он встретился с сыном. На какое-то время их затмила наполнившая сердце радость. Но вскоре он понял, что это была не та радость, которая окрыляет человека, придаёт ему уверенность и силу, а радость внутренняя, сдерживаемая и тщательно скрываемая, по сути своей не радость, а скорее борьба с самим собой, отнявшая у него, возможно, даже больше сил, чем эта долгая и мучительная дорога. Он пережил минуты, когда ему хотелось забыть обо всём, броситься к сыну, обнять его, прижать к себе, как в детстве, признаться во всём, рассказать, где провёл он эти долгие годы, как жил и почему решил вернуться. Но всякий раз с огромным трудом он подавлял это желание, и борьба эта долго ещё продолжалась, даже тогда, когда он уже отдалился от дома профессора. Лишь сев в автобус, он сумел сбросить с себя тяготы дня и ощутить состояние свободы и покоя.
В автобусе было уютно, светло, звучала чуть приглушённая, убаюкивающая музыка, а за окном, словно на киноэкране, сменяли друг друга холмы, берёзовые рощи, леса, убегающие вдаль равнины. Было самое время немного вздремнуть, и Альтакс уже закрыл глаза, готовый погрузиться в объятия Морфея, но будто кто-то подтолкнул его в плечо. Он открыл глаза. Перед ним стоял, словно в реальности, образ зловещего Джона, с его холодными, жабьими глазами, а в ушах зазвучал его суровый, предостерегающий голос: «Мы проникли в находящийся в вашем предплечье имплантат и заменили в нём микрочип на свой. И если подсоединить пульт к нашей аппаратуре, то не составит труда определить место вашего нахождения и пути передвижения, если вам вздумается бежать…»
