Аккорды мракобесия. Том I | страница 25



Ганецкий обиделся, покраснел, хотел громко стрельнуть, но не получилось.

— Одно и то же. Ты никому не веришь. Своей матери ты хоть веришь?

— Всякое бывает. Когда мне очень нужны деньги, я десять раз пересчитываю, думая, что мать утаила часть денег, не точно поделила пенсию пополам. Мучаюсь, нервничаю. А потом поступает доброта и я начинаю говорить сам с собой: а х. с ней со старухой, она старая, жадная и мы будем такими же.

— Ты паршивый жид! ключ на стол! А то чичас повернусь и поминай, как звали. Пойду к проституткам и весь мешок спущу.

Ленин трухнул. Губы стали дрожать, лицо начало буреть. Карманы оказались пусты — ключ от сейфа никак не найти.

— В мотне ищи, ты всегда туда прячешь.

— Ох, да, это архи важно, — обрадовался Лени и полез в штаны.

Он отдал ключ, нарочно не отрывал взгляд от бумаг, словно его эта сумма совершенно не интересовала.

— Что ничего не выходит, Ильич? Брось в печку свой талмуд.

— Да вот ничего не выходит, а точнее выходит то, что ничего не выходит. Революция идет на спад, мы никому не нужны и вскоре станем жалкими эмигрантами, вот что выходит. Ты газету принес, что там?

— Кое-что, кое-что, прочитай. Наш брат по крови Гельфанд Израиль по кличке Парвус написал кое-что. Это чертовски интересно. План…мудрый план. Парвус, великий Парвус. Настоящий еврей в то время, как мы оба с тобой паршивые жиды.

— Гм, цыплят по осени считают. Так говорит моя матушка, когда я прошу ее выслать всю пенсию на мировую революцию.

Все же слова «великий Парвус» кольнули Ленина не то в левый бок, не в лысину, он вздрогнул и чуть не разбил чернильницу.

— Этот Парвус, этот Гельфанд, он хочет подмочить мой авторитет в партии, я давно это заметил. Я этого не допущу. — Он стукнул кулаком по крышке стола и положил подбородок на раскрытую ладонь. — Как бы его убрать с дороги? Фюрстенберг, подскажи. Повесить, расстрелять? Это мог бы сделать Коба-Сталин, вызови его, Якуб. Ну, что ты смотришь на меня, как баран на новые ворота? вызови его и все тут. Зачем ты сюда пришел, я же не вызывал тебя, сволочь? Дай ему десять тысяч и дело с концом. А если мало, то дай двадцать. Денег у тебя…около миллиона.

— Зачем убирать? подружись лучше с ним. Ты этого Апфельбаума куда подевал? Он же писал произведения, подписывая их твоим именем. И иногда заменял тебе женщину. А это, я те скажу, самое лучшее лекарство.

— Снимай штаны, я и тебя хочу испробовать.

— Я не готов к этому. Мне бы облегчиться.

— Ты забываешься Фюстенберг. Я никогда не занимался мужеложством, особенно после того, как приехала эта красотка Инесса. Я на нее переключился.