Она забывалась в мелких делах, в которых муж совершенно перестал помогать, но мучительные думы не оставляли ее. «А не выпроводить ли Вальтера «третьим лишним» в дом к другу? Вот и посмотрим, как он попляшет! А лучше отправить на родину, в Австрию, чтобы вообще не видеть…» – размышляла она, прилаживая новую ножку к уличному столу. Старая окончательно подгнила и валялась тут же, и женщина вдруг подумала, что она стала похожа на этот кусок дерева, изъеденный муравьями, как она – тяжкими мыслями…
– Не так! Давай мы сначала получше к крышке прикрепим, а потом вкопаем! – рядом стоял Вальтер.
Она вспомнила, как вздрогнула тогда и поняла, что он наблюдал за ней. Местоимение «мы», которое давно уже не произносилось в этом доме, резануло слух.
Они долго возились с крышкой, которая была инкрустирована мелкой мозаикой и поэтому весила прилично, потом вырыли яму в новом месте, решив, что под гранатом лучше, потом нанесли на толстую ножку специальное покрытие «в две кисточки», чтобы не ели насекомые, и только в сумерках Сильвия протерла поверхность и залюбовалась – так ровно и удачно стоял стол на новом месте. Не сговариваясь, Вальтер принес из дома бутылку вина, а Сильвия стаканы и свечу. Они выпили и закусили гранатом с дерева. Кожица его лопнула, и Вальтер легко разломил плод пополам, правда, запачкав все пальцы бордовым тягучим соком. Сильвия захмелела сразу же и, чтобы окончательно не опьянеть, побежала в дом, принесла немного прошутто, быстро нарезала салями, схватила домашний хлеб с толстой хрустящей коркой и несколько салфеток. Они вдыхали прохладный ночной воздух и разговаривали, как раньше. А когда стало совсем холодно, они ушли прямиком в спальню, так и оставив на столе остатки еды, стаканы и догоравшую свечку. В ту ночь они занимались любовью, как в молодости, отчаянно и радостно.
На другой день утром Сильвия проснулась от умопомрачительного птичьего гвалта. Она выглянула в окно – в саду пировали воробьи, верещали, дрались, вытаскивали из-под носа у неуклюжих голубей куски хлебной корки, разрывали остатки прошутто. Неповоротливая чайка стояла в центре, выдалбливая сильным клювом середину горбушки, изредка тюкая по темечку близко подскакивающих птах, которые тут же упархивали с истошным криком.
С той ночи все стало налаживаться, и очень скоро их жизнь вошла в обычную спокойную колею. Вальтер все реже заглядывал к другу, а Сильвия, не задавая вопросов, ждала его к ужину.
