– Спасибо. – И тут же несколько раз повторила то, о чем ей следовало бы попросить еще в день переворота. – Не выпускай его из дома. Я скоро буду.
– Сяду на него верхом, если понадобится.
– Вот и прекрасно, – сказала Лилиан.
Удостоверение Пато лежало у Кадиша в заднем кармане, и он не сомневался, что, пока впечатления свежи, выйти из дома без документов Пато не решится.
Времени оставалось не так много. Кадиш хотел все представить Лилиан в лучшем виде, ну и поговорить с Пато по-отцовски. Пусть парень объяснится, чтобы Кадишу было что сказать Лилиан, когда она вернется. Кадиш – окрыленный своими успехами, успехами жены – не хотел опускать глаза, когда она попросит рассказать обо всем в подробностях. Не хотел говорить жене «я не знаю». Поэтому он без стука вошел в комнату Пато и потребовал, чтобы сын – тот, скрестив ноги, сидел на кровати – воздал ему должное.
– По крайней мере, мог бы сказать «спасибо», – предложил Кадиш.
Этого хватило бы, чтобы восстановить отношения, забыть, что Кадиш устроил костер из книг Пато, а Пато двинул отца по носу. Вот только это Кадиш сейчас ворвался к сыну, навис над ним. Это Кадиш неторопливо разминал свою покрасневшую и распухшую руку. Весы наконец выровнялись.
– Это моя комната, – буркнул Пато.
– По крайности, мог бы сказать «спасибо».
Его слова прозвучали как угроза. Кадиш и не думал угрожать, но, услышав, как воинственно звучит его голос, отступать не стал. Подвинулся ближе и злобно повторил:
– По крайней мере.
Отец и сын – друг против друга. Пато явно отказывался признавать за отцом власть, а Кадиш был настроен решительно – он требовал капитуляции. Сын должен уступить.
Пато натянул наушники, поставил на пластинку иглу. Включил аппаратуру, что стояла в изножье кровати, и закрыл глаза. Как можно так не уважать родного отца?
Кадиш выдернул шнур от наушников.
Пато поднялся с постели.
– Чего ты от меня хочешь?
– Чего я хочу? – сказал Кадиш. – Уважения.
– Его надо заслужить.
– Я твой отец. И ничего заслуживать не должен. Вот так вот!
Кадиш потянулся к наушникам. Слушает Пато или нет – все равно это наглость!
Пато сам снял наушники, бросил их на кровать.
– Пожалуйста, – сказал он.
– Что «пожалуйста»? – не понял Кадиш.
– Ну, снял я наушники. Выполнил твою просьбу. Больше ничего.
После долгой паузы Кадиш переспросил:
– Больше ничего?
Он опять не нашелся что ответить, просто повторил слова сына.
Пато огорченно покачал головой. Выказать снисхождение – это он умел.
