– Господи, нет, конечно! – со смехом отмахнулась Присцилла, и когда Брук ушла в ванную, прошептала: – Она уже обращается с вами, как жена с мужем? Повезло!
Услышав это, Брук едва не взорвалась от злости, но сдержалась, хотя и положила в чашку немного больше травы, чем следовало. Будет щипать, конечно, но так ему и надо!
До нее с запозданием дошло, что она не имела никакого права кого-либо выгонять из комнаты.
Вернувшись в спальню, Брук огляделась, желая убедиться, что все ушли. Здесь и вправду никого, кроме Доминика, не осталось. Правда, перед камином спал свернувшийся клубочком пес.
Брук не собиралась извиняться за грубость. Доминику не стоило принимать эту женщину в спальне, кем бы она для него ни была, особенно когда в доме живет его будущая жена. Если он воображает, что она стерпит…
Но ярость быстро испарилась, оставив после себя отчаяние. Какой у нее остается выбор? Никакого.
– Ревнуете?
Она недоуменно моргнула:
– К сплетнице и шлюхе? Стоит ли? – дерзкие слова слетели с языка сами собой.
Пожав плечами, она подняла простыню и с радостью увидела, что штанина обрезана достаточно высоко, чтобы до раны можно было легко добраться. Она не вынесла бы, если бы пришлось стоять и ждать, когда он снимет брюки…
Щеки Брук порозовели. Она видела Доминика полуголым, но наблюдать, как он раздевается, выше ее сил.
Однако он, как всегда, пристально наблюдал за ней. Этот взгляд неизменно выводил ее из себя. Может, он следит за ее реакцией? Ищет оружие, которое мог бы использовать против нее?
– Я заметил, сегодня мне не пришлось кричать, – усмехнулся он.
– Что?!
– Вы снова слышите!
– Мой слух был временно поврежден, но да, я поправилась, – ответила Брук, даже не покраснев.
– Присцилла весьма сочувствует моим бедам, – небрежно бросил он.
Неужели он вообразил, что она хочет выслушивать истории о его любовнице?
– Я тоже. Хотя себя жалею больше, чем вас. Вы будете жить, как жили, делать все, что хотите. Кстати, чем вы занимаетесь?
Он стал развязывать бинт.
– Кроме встреч с управляющими, которые заняты многочисленными предприятиями, основанными моими предками, я развожу лошадей для европейских армий. Вернее, для офицеров.
– Значит, никаких чистокровок для простых солдат?
– Судя по вашему тону, вам это не нравится, – отпарировал он.
– Не нравится.
– Мне все равно, кто ездит на конях, которых я отсылаю в армию. Я даже продавал большие табуны для специальных подразделений. Но простым солдатам вообще не дают лошадей. Они воюют пешими. Это одна из причин, почему так чертовски сложно закончить войну.
