— Ангел! Если бы я хотел чая, я бы так и сказал: чай! Я же просил сделать какао! Чего в этих двух словах тебе непонятно?!
— Ничего, дорогой, как скажешь… А тебе на молоке или сливках?
— Молоко.
— Хорошо, дорогой. А зефир?
— Что зефир?
— Ну зефир! Я люблю какао с зефиром, чтобы он слегка растворился такой, тебе тоже добавить?
— Ангел! Я. Хочу. Просто. Какао!
— Без зефира?
— Да.
— Уверен?
— Да!
— Ну и ладно, ну и незачем так кричать, я не глухой, я все слышу.
— Ангел!
— Да, мой дорогой?
— Ты смерти моей хочешь?!
— Дай-ка подумать… — Не улыбаться было трудно, особенно вернувшись к дивану и видя, какие преувеличенно страдальческие гримасы демонстрирует Кроули в ответ на каждую реплику. Но Азирафаэль старался. — Наверное, все-таки нет, иначе зачем бы я тратил на тебя свое любимое какао? Давай-ка я тебе помогу сесть, лежа пить не очень удобно, к тому же оно горячее.
Пристроив под бока продолжающего ворчать Кроули пару подушек и убедившись, что сидит он устойчиво и надежно, Азирафаэль вложил ему в руки большую горячую кружку.
— Осторожно, горячее!
Кроули, конечно же, только фыркнул в ответ и тут же сунул туда нос. Кто бы сомневался! Азирафаэль взял с придиванного столика вторую чашку, втянул сладкий шоколадный аромат, грея руки. Но так и не пригубил. Ждал.
Кроули оторвался от чашки. Снова фыркнул, на этот раз немного иначе, неуверенно. Сморщил нос, уставившись на Азирафаэля повязкой (повязка тоже пошла морщинами, словно он прищурился, ехидно и обвиняюще).
— Все-таки с зефиром!
Но в голосе его раздражения не было, а светлые губы, как он ни старался их поджать, так и норовили дрогнуть в легком намеке на улыбку. И белую растаявшую пенку он с верхней слизнул с видимым удовольствием. Азирафаэль осторожно выдохнул, расслабляясь, но так ничего и не ответил.
Кроули сделал еще один глоток. Покатал на языке, смакуя, задумчиво подвигал бровями. Пожал плечами.
— А знаешь, так, пожалуй, действительно вкуснее.
И снова приложился к чашке — на этот раз всерьез и надолго.
Азирафаэль позволил собственной улыбке больше не прятаться (в конце концов, пока он молчит, ее ведь не слышно, правда?), взял со столика пакетик маршмеллоу и сыпанул в свою (теперь уже точно свою!) кружку. С горкой.
Если бы Кроули возмутился и стал настаивать на своем праве пить какао без зефира, Азирафаэль бы просто сказал, что ошибся, и поменял кружки. Ну, получил бы еще немного ворчания за растяпистость, подумаешь. Но нельзя же было упускать такую возможность напоить Кроули тем, чем тот, конечно же, совершенно не хочет, чтобы его напоили! Он ведь любит только острое, едкое и горькое, как и положено порядочному демону… ну, во всяком случае, он сам так всегда утверждает, а кому и знать-то, как не ему? И всегда заказывает самый черный и крепкий кофе, и только без сахара… и сидит потом весь вечер над крохотной чашечкой размером с наперсток, зачем-то ковыряя в ней ложечкой, хотя размешивать там точно нечего.
