— Да.
Всевышний была безжалостна, как всегда. А вот Ее усмешка… Она внезапно стала такой ехидной, такой знакомой, такой… кроулевской. Азирафаэлю очень хотелось зажмуриться, но он не посмел.
— Да. Ты правильно понял. Его крылья черные лишь потому, что ему самому так больше нравится. Могли бы быть фиолетовыми в крапинку, но это не стильно. Или перепончатыми, словно у летучей мыши. Но такие выбрал себе Люцифер, а наш дорогой мальчик не из тех, кто повторяет за старшими. Со старшими он предпочитает спорить.
«Но ведь крылья и даже звезды — не самое важное», — хотел сказать Азирафаэль. «Его не убило на месте благодатью, его, наверное, и святой водой не убило бы, и зря я так переживал… и у него есть эфирное тело…» — хотел он сказать. А еще: «Я не хочу этого знать, пожалуйста, не сейчас!» Не сказать — крикнуть, чтобы громко, чтобы наверняка перекрыть хотя бы так, чтобы Она просто беззвучно шевелила губами — и все.
Но невозможно одновременно громко кричать на Всевышнего в стремлении заглушить то, чего не хочешь услышать, — и тихо кричать всем телом, совсем-совсем тихо, на грани слышимости, помогая чужому сердцу выдерживать правильный ритм. Тут уж приходится выбирать что-то одно, а на самом деле выбора как такового и нет, потому что любому понятно же, какой из криков важнее.
Но Всевышний опять оказалась непостижимой и говорить о Падении не стала. Впрочем, Она очень редко говорила то, что от Нее ожидали услышать. Как и делала.
— Отдохнул? — спросила Она вместо этого. — Тогда забирай его и ступай отсюда в темпе гавота, пока наш дорогой мальчик не пришел в себя и не понял, в каких краях ему оказали первую помощь. Лучше не рисковать. Ну что, у тебя хватит сил самому вызвать лифт до твоего магазина? Или мне позаботиться?
Это было почти оскорблением: чтобы у ангела не хватило сил или умения сотворить лифт до нужного места? Да еще и не где-нибудь, а на Небесах, где благодатью вся атмосфера насыщена так, что аж искрит?
Однако внутри все еще ныла сосущая пустота, и кожу щипало по-прежнему, а эту, рассеянную тут повсюду, попробуй еще собери и правильно сепарируй. Да и нужна она совсем для другого, а гордость — неважная мелочь из разряда тех глупостей, коими порядочный ангел может и пренебречь.
— Буду признателен.
Азирафаэль растянул губы в вежливой улыбке и поднялся на ноги, скользнув лопатками вдоль стены. Кроули он поддерживал не руками, а коконом благодати, ее как раз уже вполне хватало.
