— Ты увлеклась фотографией? — спросил Сэм, будто сам не мог догадаться.
— Давно, — небрежно бросила она. — Помнишь, мы однажды подшутили над соседом из дома напротив? Заказали для него пиццу. Я тогда сфотографировала курьера и бедного мистера Роджера с колонной из четырнадцати коробок пиццы, которых он вовсе не ждал. Наверное, тогда это и началось.
Сэмюел хорошо помнил и эту историю, и то, как Алисии потом досталось от родителей, обнаруживших снимки.
— Хорошие фотографии, молодец!
Ему хотелось как-нибудь получше похвалить ее, найти более точные слова для выражения восхищения, но в голову пришла только эта банальная фраза.
Сэм уселся на край кровати. Алисия вставила в дисковод альбом White Stripes[14] и, устроившись в небольшом красном кресле, принялась разглядывать в окно сад, пока Джек Уайт, вооружившись гитарой, бросал вызов армии семи наций.[15]
На третьем куплете Алисия наконец заговорила:
— Чего ты хочешь, Сэм?
— Чего я хочу?
— На прошлой неделе ты подошел ко мне на соревнованиях. Сегодня ввалился прямо домой… Ты не проявлял признаков жизни целых три года, а теперь вдруг всюду ты. Вот я и спрашиваю: чего ты хочешь?
Ну конечно… Он, в общем-то, и сам понимал, что восстановить дружбу будет непросто. Но с чего же начать?
— Прости меня, пожалуйста, — проговорил он. — Я виноват и понимаю, что был страшно не прав. Но я попробую объяснить. Все эти годы я считал, что, если позволю себе хоть одну-единственную минуту радости, то получится, что я как бы предаю маму. Мне казалось, я обязательно должен страдать, понимаешь? Должен на собственной шкуре пережить хоть малую долю того, что случилось с ней. Я вбил это себе в голову и…
— А я, — рассерженно перебила Алисия. — Что всё это время должна была делать я?
— Прости, пожалуйста. Мне было слишком тяжело.
— Знаешь, что я тогда подумала? Что ты почему-то винишь в смерти мамы меня! Я ведь позвала тебя переночевать у нас, когда у тебя случился приступ аппендицита, помнишь? И если бы я не настояла тогда на том, чтобы ты у нас остался, ты, может, и не заболел бы. Тебя бы не отвезли в больницу, маме не пришлось бы садиться в машину, чтобы поехать к тебе, и…
Алисия старалась держать себя в руках, но было видно, что глубокая рана, которую она долгое время старалась не замечать, по-прежнему причиняет ей боль.
— …и она бы не попала в аварию, — договорила Алисия.
— Что за ерунда! — возмутился Сэм. — Бред полный! Что ты тут могла изменить? Ничего! Мне даже в голову ничего подобного не приходило! Если в этом и была чья-то вина, то только моя! Это я не должен был допустить приступа! Надо было противостоять ему, надо было бороться, вот и всё!
