Келп и Дортмундер вылезли из кабины и осторожно двинулись к задним дверям фургона, чтобы открыть их. Внутри фургона стояла кромешная тьма. Пока Дортмундер помогал Чефвику соскочить на асфальт, Мэрч передал десятифутовую лестницу Келпу. Келп и Дортмундер приставили ее к боковой стене фургона, а тем временем Мэрч подал Чефвику моток серой веревки и его черный портфель. Они все были одеты в темное и переговаривались шепотом.
Дортмундер взял моток веревки и первым поднялся вверх по лестнице, следом Чефвик. Келп внизу придерживал лестницу, пока оба они не оказались на крыше фургона, а потом подал лестницу наверх.
Дортмундер уложил ее посреди крыши по длине грузовика, затем он и Чефвик улеглись по обеим сторонам от нее, как персонажи Бокаччо, разделенные мечом. Келп, как только лестница оказалась наверху, снова обошел грузовик и закрыл задние двери, потом вернулся в кабину, завел мотор и медленно повел машину через стоянку АП на улицу.
В тюрьме Гринвуд, поглядев на часы и обнаружив уже без пяти минут три, решил, что время пришло. Он сел, сбросив с себя одеяло и продемонстрировав, что уже полностью одет, за исключением туфель. Он обул их, несколько секунд смотрел на человека, спавшего на верхних нарах, — старик слегка похрапывал, его рот был открыт, — и ударил его в нос.
Глаза старика внезапно открылись, белые и круглые, и в течение двух-трех секунд он и Гринвуд смотрели, уставившись друг на друга, лицом к лицу на расстоянии не более фута. Потом старик моргнул, его рука соскользнула с одеяла, чтобы пощупать нос, и от удивления и боли он ойкнул.
Гринвуд на пределе возможностей проревел:
— Прекрати ковыряться в своих мерзких ногах!
Старик сел, его глаза становились все круглее и круглее. Кровь потекла из разбитого носа. Он пролепетал:
— Чего-чего?
Все еще на максимальной громкости Гринвуд прорычал:
— И перестань нюхать свои вонючие пальцы!
Руки старика все еще ощупывали нос, но теперь он убрал их оттуда и посмотрел на пальцы — на кончиках их была кровь.
— Помогите, — сказал старик очень спокойно, как бы пытаясь убедиться, что это было именно то слово, которое он искал. Потом, очевидно, уверившись, что слово правильное, он выдал серию хриплых криков, закидывая назад голову и прикрывая глаза:
— Помогите помогите помогите помогите, — и так далее.
— Я больше не могу этого выносить, — бесновался Гринвуд, выводя партию баритона. — Я сломаю тебе шею!
Зажегся свет. Охранники перекрикивались. Гринвуд начал ругаться, метаться туда-сюда, размахивать кулаками. Он сдернул со старика одеяло, скомкал его и швырнул обратно. Затем схватил старика за щиколотку и начал сдавливать так, словно воображал, что это его шея.
