Поверить в то, что майор Кротов вдруг пожелает стать бессмертным мыслителем или, более того, мечтателем, было очень трудно. С другой стороны, можно ли вообще предсказать поведение майора Кротова, прогнозировать его тайные замыслы? Честно говоря, Зимин не всегда понимал, как работает мозг майора. А ведь это была сфера его научной деятельности.
— Неужели майор Кротов окончательно сбрендил и решился воспользоваться нашими профессиональными услугами? — удивился Горский, выслушав короткий, но насыщенный доклад Зимина о переговорах с Марго. — На его месте я бы не спешил.
— Ты думаешь, что это правда?
— А зачем бы еще Марго стала разговаривать с тобой?
— Ну, знаешь ли!
— Романтическую версию событий я рассматривать отказываюсь, как абсолютно оторванную от реальности и откровенно наивную.
— Про Марго я с тобой согласен. А вот про майора мне что-то не верится.
— Не думал, что майор сломается так быстро, — сказал Горский. — Любой начальник рано или поздно начинает испытывать навязчивое желание распространить свое могущество не только на пространство, но и на время. Это не лечится. Мания величия — заразная профессиональная болезнь начальников. В их мозгах обязательно возникает странная деформация сознания, мешающая адекватно воспринимать реальность. Они действительно думают, что бессмертие вполне справедливая награда за их тяжелый административный труд.
— Ты считаешь, что записывать сознание начальников на внешний носитель дурно?
Горский не успел ответить. Дверь приоткрылась, и в кабинет, почти бесшумно, просочился личный секретарь майора Кротова.
— Работаете? — задал он риторический вопрос и сам же на него ответил: — Работаете!
Горский с осуждением посмотрел на него, но секретарю было наплевать и на него, и на осуждение, он произнес фразу, ради которой пришел:
— Вас хочет видеть майор Кротов.
— Нас? — переспросил Горский.
— Нет, вот их, — секретарь указал пальцем на Зимина, ему было приятно оставить Горского с носом.
Идти не хотелось, почти наверняка майор Кротов хотел продолжить бессмысленный спор о любезной его сердцу сферической логике. Надо полагать, приготовил весомые аргументы.
Участившиеся в последнее время нападки на старую науку Зимин связывал с внедрением государственной идеологии идеального потребителя: сбыт продукции следовало защитить от рационального мышления. Этого требовала экономика. Притягательные стороны жизни, сбросившей оковы детерминизма, были общедоступны и просты для понимания. Жить людям стало намного проще и веселее. К тому же, новые науки были популярны и лучше продавались. С этим спорить было трудно.
