— Мы все в какой-то степени виноваты, — вздохнула Эмин. — Разве не так?
— Когда конфликт продолжается так долго, трудно сказать, кто его начал, — поддержала подругу Ирини.
Теперь, когда они сидели за столом вместе, Маркос спросил Хусейна, пополняет ли тот запасы продовольствия в других местах, помимо магазина, где он оставил записку. Молодой сосед осторожничал. Он не хотел раскрывать подробности и ответил уклончиво, сказав только, что промышляет на северо-западе города, не называя улиц.
Ирини раздавала тарелки с пудингом.
— Похоже, мне надо похудеть немного. — Паникос погладил внушительный живот, взглянул на Хусейна, и они оба улыбнулись.
— Можно мне? — подбежал к столу Мехмет.
До этого он играл с Василакисом на полу, и ему это очень понравилось. Для Мехмета было в новинку устанавливать правила и быть предметом восхищения мальчика младше его. Последние несколько недель тянулись для него очень медленно.
— На здоровье. — Паникос протянул мальчику кусок пудинга.
В лагере беженцев в Декелии рассчитывать на пудинг не приходилось. Подчас там даже хлеба не хватало для всех, и условия ухудшались с каждым днем.
Сотни беженцев страдали от дизентерии. Болезнь косила людей, не жалея ни стариков, ни новорожденных. По периметру лагеря появились свежие могилы.
Как и многие другие, Афродити слегла с дизентерией. Она и раньше была очень стройной, а после десяти дней болезни грязное платье на ней болталось мешком. Несколько дней Афродити провела в душной медицинской палатке, корчась на низкой армейской кровати от приступов боли и рвоты. Она постоянно думала о Маркосе. Пыталась представить его лицо. Когда это давалось с трудом, ей казалось, что его уже нет в живых.
Афродити не снимала драгоценности с тех пор, как прибыла в лагерь. Что толку, тем более что хранить их было негде? Она постоянно теребила кулон. Он был теплым на ощупь, и она вспоминала человека, который так же касался его. Ей казалось, что где-то под ее собственными отпечатками остались отпечатки пальцев Маркоса.
Последний раз Афродити смотрелась в зеркало перед выходом из квартиры две недели назад. Ей было все равно, как она выглядит. Это было непривычным для нее, как и та неожиданная любовь, которую она обрушила на детей Франгоса.
Когда ей стало лучше, Афродити вернулась в перенаселенную палатку, где, кроме них с Саввасом, жил Костас Франгос с семьей.
Они думали, что пробудут в лагере несколько дней, но прошло уже пять недель. Саввас узнал, что некоторые люди стали возвращаться в свои дома в Никосии. О возвращении в Фамагусту не могло быть и речи, поэтому многие уезжали к родственникам и друзьям, которые были согласны их приютить.
