Древнеяпонские тексты. Наиболее ранние свидетельства о знакомстве обитателей японских островов с китайской письменностью относятся еще к периоду Яёй. Это немногочисленные надписи на бронзовых зеркалах, представляющие собой, как правило, род заклинательных текстов даосского содержания. Из-за отсутствия реальной потребности в письменности эпиграфика не получала серьезного развития вплоть до второй четверти VII в. Немногочисленными исключениями были лишь надписи на мечах и буддийских статуях, которые в сравнении с зеркалами представляют бо́льшую ценность: лингвистические особенности надписей на мечах указывают на начало процесса адаптации китайского языка к нуждам японского.
Однако стремление приобщиться к китайской цивилизации диктовало потребность в соответствующем письменно закрепленном оформлении государственности, реализованном в последовательном составлении законодательных сводов и исторических летописей. Так, первым материалом для исследователя истории японской литературы периода Нара становятся моккан — деревянные дощечки, служащие средством связи между чиновниками. Моккан регистрировали реалии экономической и социальной жизни государства, а также его законотворческую деятельность. Они представляют собой особую историческую ценность, поскольку не были предназначены для длительного публичного функционирования, а потому не являлись продуктом целенаправленного редактирования, подчиненного определенным идеологическим задачам.
К началу VII в. знание китайского языка и умение писать по-китайски было хоть и распространено, но в очень ограниченных кругах: среди потомков китайских и корейских переселенцев, где оно держалось по традиции; среди буддийского духовенства, вынужденного изучать китайский язык как язык перешедшего в Японию в китайском переводе священного писания буддизма и буддийской литературы; а также среди племенной аристократии, поскольку само понятие «образование» в те времена означало именно китайское образование. Китайский язык был языком официальных документов: вся законодательная работа во второй половине VII в. велась на нем.
Но японский народ, далекий от письменной культуры, говорил по-японски; языком древних мифов, легенд и преданий, поэтического творчества оставался именно японский язык, а главной идеологической основой японского государства — синтоизм. А потому становление централизованного государства сопровождалось мероприятиями по формированию общегосударственной идеологии путем письменной фиксации официального канона синтоизма. Итогом стало составление историко-мифологических сводов «Кодзики» (712) и «Нихонсёки» (720), систематизировавших синтоистские мифы, восходившие к далекому прошлому, а также перестроивших сакральное генеалогическое дерево родоплеменной аристократии исходя из необходимости обоснования концепции божественного происхождения императорской власти.
