— Ладно уж, не оправдывайся. Научу, так и быть, — покровительственно похлопала я его по плечу. И не давая опомниться, спросила: — Что это за курятник прибыл к маркизу? Хотя вон та упитанная особа в оборочках, скорей уж, гусыня. Слышал, какой голос противный?
— Слышал, — прыснул от смеха мальчишка, но тут же опомнился и прикрыл рот грязной ладонью. — Это графиня Гармони́я ди Люстре́, привезла среднюю и младшую дочерей.
— Отчего не старшую? — поинтересовалась я.
— А старшую она уже привозила в прошлый раз.
— И? — начиная получать удовольствие от этого перешептывания, поторопила я.
— Маркиз сказал, еще хоть раз эта истеричка и паникерша покажется ему на глаза, и он за себя не отвечает.
— П-ф-ф, — фыркнула я в рукав. — А почему «паникерша»?
— Поскольку впечатлительная юная леди при шалостях фамильного привидения визжала и бегала по всему дому с криками, что ее насилуют и убивают, — явно кому-то подражая, попытался серьезно ответить пацан, но не выдержал и зафыркал от смеха.
Я уставилась на него во все глаза.
— И что? Правда есть привидение? Фамильное? Ух ты! Вот бы познакомиться!
— Тоже хочешь покричать и побегать?
— А то! — захихикала я. — Так что, надолго этот курятник прибыл? Или на званый вечер и завтра отбудут?
— Если бы, — с невыразимой тоской в голосе отозвался пацан. — Их теперь неделю, а то и две не выгонишь. Маркиз, наверняка, опять изволит отбыть по очень важным делам, а эти останутся и будут всех доводить.
— Неделя или две? — посмурнела я. — Плохо. Я столько ждать не могу.
— А ты кто? — опомнился мальчишка и впился в меня цепким взглядом. — Для кого шпионишь?
— Для себя, — вздохнула я, повозилась, перенося вес на левый бок, поскольку мы все так же лежали в засаде за кустом, и протянула руку: — Э́рика. Почти невеста маркиза.
— Лекс, — сначала ответил он на рукопожатие, потом осознал и замер: — Невеста?! Почти? Это как?
— Не кричи! Вот так, — сморщила я нос. — Деваться некуда, вот и невеста.
— То есть ты не хочешь замуж за маркиза? — поползли на лоб глаза пацана.
— Я похожа на ненормальную? За маркиза? Замуж хотеть? Он же старый! И про́клятый!
— Про последнее — брехня! — почему-то принялся защищать его Лекс.
— Ну не знаю, не знаю. Просто так болтать люди не станут, — цокнула я языком. — Но вот видишь, про то, что он старый, ты не споришь. А мне, между прочим, всего девятнадцать.
Я снова легла, опираясь на локти, и принялась сквозь кусты разглядывать завершающуюся разгрузку пышно наряженных дам всех мастей. До чего они некстати! А ведь я всё так хорошо продумала...
