Кстати, я хочу кое-что дополнить про его работу на заводах «Шкода». Чехи периодически устраивали саботажи на производстве. А мой отец, будучи на высокой должности, об этом знал, стараясь делать так, чтобы информация не выходила за рамки узкого круга лиц. Но однажды о саботаже узнало немецкое правительство. Отец рассказывал маме, что всех чехов, что принимали участие в нем, погрузили в машины и увезли – и никто никогда о них больше не слышал. В то время работал на заводе один парень, ему было лет пятнадцать, так вот, спустя много лет этот парень тоже дал свидетельские показания в пользу отца, сказал, что Альберт из собственного кармана содержал семьи тех, чьих отцов и мужей забрали навсегда. Потому что некому было заботиться об этих семьях. Так что это интересный штрих к портрету отца. Он был хорошим милым человеком, он по-доброму относился к людям разных национальностей, спасал их, помогал как мог. Но… – Вдруг она смолкает, насильно приклеенная улыбка исчезает, и Геринг тихо добавляет: – Но я, единственная дочь, его совсем не волновала…
Я вижу: ее живость куда-то улетучилась, она устала и хочет передохнуть. Сергей Браверман тоже машет мне: мол, закругляйтесь, нужно поменять точку съемки, дать героине время отдышаться.
– Говорить обо всем об этом не так просто… – Элизабет с облегчением встает с дивана и разминается, покрякивая. – О давно минувших временах, когда я была совсем крошкой. Какие-то воспоминания стерлись, какие-то спутались, прямо как волосы, понимаешь? И мне трудно разобраться: забываю фамилии, путаю некоторые факты, но, в общем, думаю, что не слишком привираю. И потом – главным источником того, что я знаю про времена Третьего рейха и Нюрнбергского процесса, являются не исторические факты и документы, а внутрисемейные истории: то, что рассказывали мои тети Ольга и Паула и, конечно же, тетя Эмми, жена Германа, которая дружила с моей мамой, – ну и мама, разумеется. К сожалению, она умерла. Она бы вам понравилась – столько всего знала! Увы, не хватило мне сил и терпения написать книгу: надо было крутиться, работать, выживать и еще успеть пожить, наконец.
– Госпожа Геринг, – говорю серьезно, – может быть, всё-таки стоит написать?
– Может, и стоит. Если получится. Сейчас у меня, как всегда, дел по горло. Слушайте, давно хотела сказать, не могли бы вы с Сергеем называть меня Элизабет? Ненавижу эти формальности: «госпожа Геринг». Давайте просто по имени.
– Просто Элизабет?
