Я поспешил на студию. Почему нет объявлений? Почему никто не пытается подбодрить население и остановить этот массовый исход? Но двери центра радиовещания были заперты. Руководство станции покинуло город, остались одни кассиры, вместо всех предупреждений спешно выплачивавшие сотрудникам и музыкантам жалование за три месяца.
Я поймал за руку одного из старших администраторов:
– И что нам теперь делать?
Он посмотрел на меня невидящим взглядом, и на его лице появилась презрительная усмешка, сменившаяся гримасой злобы. Он вырвал свою руку из моей.
– Не всё ли равно? – выкрикнул он, безразлично пожал плечами и шагнул за порог, яростно хлопнув дверью.
Это было невыносимо.
Никто не мог отговорить всех этих людей бежать. Громкоговорители на фонарях смолкли, никто не убирал грязь с улиц. Грязь – а может быть, панику? Или стыд за бегство по этим улицам вместо сражения?
Город внезапно утратил достоинство и уже не мог восстановиться. Это и было поражение.
В крайнем унынии я вернулся домой.
На следующий вечер первый немецкий снаряд упал на дровяной склад напротив нашего дома. Окна магазинчика на углу, так заботливо заклеенные бумажными полосками, вылетели первыми.
К счастью, за следующие несколько дней положение значительно улучшилось. Город был объявлен укреплённым объектом и получил коменданта, который призвал жителей оставаться на своих местах и быть готовыми защищать Варшаву. На другой стороне реки готовилась контратака польской армии, а мы должны были сдерживать основные силы врага в Варшаве, пока наши не подойдут на помощь. Ситуация вокруг Варшавы тоже улучшалась; немецкая артиллерия прекратила обстреливать город.
С другой стороны, вражеские воздушные налеты всё усиливались. Теперь сирены тревоги не звучали – слишком долго они вредили городу и его приготовлениям к обороне. Серебристые силуэты бомбардировщиков едва ли не каждый час возникали высоко над нами в невероятно синем осеннем небе, и мы видели облачка белого дыма от зенитных снарядов нашей артиллерии. Тогда надо было спешить в убежища. Теперь стало не до шуток: бомбили весь город. Полы и стены бомбоубежищ содрогались, и если бы бомба упала на здание, под которым прятались люди, это означало бы их верную смерть. Пуля в смертельной игре в русскую рулетку. По городу постоянно носились кареты скорой помощи, а когда их перестало хватать, к ним присоединились извозчики и даже обычные экипажи, развозившие убитых и раненых, которых доставали из-под развалин.
