Во времена Ротари все эти весьма различные типы дарений содействуют одному общему процессу возникновения разных социально-экономических групп среди равноправных свободных лангобардов и в то же время являются его показателем.
Тем не менее полноправные свободные во времена Ротари все еще составляют основную массу племени. Именно они населяют лангобардские деревни, принимают решения на сельских сходах, являются членами общины и обладателями пахотных участков, участвуют в судебных процедурах и выступают в качестве носителей правовых норм (т. е. все штрафы за проступки налагаются, исходя из того, что виновник мыслится как свободный). Они же имеют право ношения оружия, и из них состоит лангобардское войско, которое тождественно с вооруженным народом; они — воины-земледельцы, что явствует даже из их обозначения — exericitales (в большинстве глав Эдикта они определяются равнозначными терминами: liberi, ingenui, иногда barones liberi).
Однако внутри массы свободных членов племени наблюдаются известные градации, так же как и в самой свободе, если понимать ее как полноправие.
Прежде всего градации выражаются в таких явлениях, которые указывают на различие между более и менее родовитыми, свободными: хотя в Эдикте отсутствует особый слой родовой знати, тем не менее вергельд того или иного свободного каждый раз расценивается в зависимости от «знатности», родовитости или «достоинства» (качества) данного лица (secundum nobilitatem, generisitatem, qualitatem personae)[77]. Весьма возможно, что подобные колебания вергельда отражают былую принадлежность родовитых свободных к различным кровнородственным группам разной степени знатности, тем более что Павел Диакон отмечает наличие лангобардских farae особой знатности[78]. Во времена издания Эдикта родовая знать, по-видимому, уже уступает место возникающей служилой знати, чем и объясняется как включение первой в состав свободных, так и отсутствие единого вергельда свободного лангобарда. Иногда колебания вергельда зависят от неравенства в размерах и качестве земельного участка, принадлежащего потерпевшему, и в таких случаях Эдикт употребляет термин иного характера — qualiter in angargathungi (от anger — земельный участок), id est secundum qualitatem personae. Это косвенное указание Эдикта на экономическое неравенство в среде свободных вполне гармонирует с ростом земельных дарений, а также с тем обстоятельством, что внутри свободных Эдикт намечает некоторую низшую прослойку, равную по правовому статусу вольноотпущенникам высшей категории, т. е. получившим в силу отпуска на волю полную свободу. Члены этой прослойки обозначаются как
