. Кроме того,
fara упоминается в самом Эдикте Ротари, где свободному лангобарду предоставляется возможность переселяться с разрешения короля в пределах Лангобардского королевства вместе со своею
fara (§ 177) (очевидно, с родственниками). Факт подчинения кровнородственных групп лангобардов военным вождям ярко отображен у Павла Диакона в характерном рассказе об условиях назначения королем Альбоином Гизульфа герцогом Фриуля. Согласно этому рассказу, Гизульф отказался принять назначение на должность герцога города Фороюли и его области (т. е. Фриуля) прежде, чем в его распоряжение будут предоставлены группы сородичей, именуемые
farae. Конечно, одному герцогу подчинялось несколько кровнородственных групп. Это видно из того, что Гизульф, став герцогом Фриуля, сам избрал себе наиболее знатные
farae — по-видимому, не только для военного командования ими, но и для совместного проживания с ними.
Из последнего обстоятельства явствует, что знатные farae составляли какую-то опору для герцога. Но под его командованием в данной области находились, вероятно, и кровнородственные группы простых свободных лангобардов. Может быть, farae в период завоевания были еще более обширными кровнородственными группами, но в течение конца VI и первой половины VII в. они уже разложились и их место заняли домовые общины большой семьи. Весьма возможно, что именно в пользу этих farae и взимались трети доходов римских посессоров.
Для способа поселения лангобардских farae весьма показательно отсутствие упоминаний в источниках (в том числе и у Павла Диакона) о смешанных римско-лангобардских населенных пунктах, которые были, например, у бургундов, хотя вначале родовые союзы бургундских воинов-земледельцев (faramanni) расселялись большими семьями отдельно от римлян.
Это первоначальное стремление бургундских фараманнов к отдельным от римлян поселениям проливает свет на свидетельство Павла Диакона о тесной связи лангобардских farae с военными вождями-герцогами. Впоследствии лангобардские поселения стали сближаться территориально с римскими. Некоторые лангобарды нередко селились в городах и на владениях, находившихся ранее в распоряжении остготских королей, т. е. на землях фиска. Многие из них расселялись и на конфискованных землях крупных помещиков, уцелевших после завоевания, а также посессоров, что привело в VIII в. при разложении большой семьи у лангобардов к началу, а затем и углублению римско-германского синтеза, даже несмотря на отсутствие земельных разделов в конце VI в. Первоначально в Лангобардском королевстве господствовало территориальное право лангобардов, которое отразилось не только в Эдикте Ротари, но и в грамотах VII–VIII вв., а также в комментирующей этот Эдикт «Павийской книге» XI в. (
