Но вскоре мы уже сидели, и перед каждым из нас стояла тарелка с половиной цыпленка и золотистым картофелем. Та самая Имогена, заявлявшая, что не любит портер, заказала портер, а Уинтерботтом и я взяли по бутылке светлого горького. Горячий жир поблескивал в бороде Уинтерботтома. Ел он до крайности сосредоточенно.
– Как же это, – сказала Имогена, – охренительно!
Потом мы заказали блинчики, и вдруг Уинтерботтом внезапно забеспокоился. Он сказал:
– О господи, мне надо выйти.
– Куда это?
– В уборную, боже, вдруг прихватило.
Он весь сжался и заерзал. Имогена подозвала официанта.
– Где у вас тут удобства?
– Дамские, мадам?
– Мужские.
– У нас нет ни тех ни других, – ответил официант с глубоким удовлетворением в голосе, – придется вам идти на станцию метро.
– Ты слышал, Билли?
– О господи, – простонал Билли и унес свою бороду прочь.
– Бедняжечка Билли. Такой милый – до безобразия.
– Да неужели? – спросил я. – Я в том смысле, неужели это все по-настоящему у вас?
– О, – произнесла Имогена, положила десертную вилку и посерьезнела: – Да, Билли хороший. Он нуждается в том, чтобы кто-нибудь за ним приглядывал. Он не притворяется большим и сильным и знает это. Не хочет казаться лучше, чем он есть, но знаете – он действительно хороший.
Жующий спичку официант развесил уши.
– Проваливай, – сказала ему Имогена мимоходом. – Сует свой чертов нос куда не следует! – И мне, дожевывая последний блинчик: – Он немного похож на папу своей беспомощностью.
– Вы выйдете за него замуж?
– А почему бы и не выйти? Это было бы не так уж плохо.
Она допила портер и вытерла пену с губ. А потом спросила:
– Надолго вы сюда?
– Куда? В Лондон?
– Сюда, в Англию. Прежде чем вернетесь к своей яваночке, или японочке, или кто там у вас есть.
– Никого у меня нет.
– Ха-ха-ха, – произнесла Имогена. – Так надолго?
– Ну месяц я был в поездке, месяц – дома, потом месяц на Цейлоне, а потом обратно по морю. Еще месяц. Почему вы спрашиваете?
– Как вы смотрите на то, чтобы я стала вашей девушкой?
– Скажите это еще раз, я не совсем…
– Все вы слышали, – сказала она спокойно и решительно. – Я буду вашей подругой, пока вы в Лондоне. На ставку. Скажем, двести фунтов авансом. По-моему, это прекрасно.
– Но, бога ради, вы же только что сбежали с чужим мужем. И каким, черт побери, боком Уинтерботтом вписался во все это?
– Секс, – сказала Имогена, – вы слишком большой кипеж устраиваете вокруг секса. Думаете, что секс – это и есть любовь.
– Конечно, я так не думаю, и никогда не думал.
