– Ты никогда не умел вести себя за столом.
Я улыбнулся, поставил локти на стол, оперся подбородком на руки и спросил:
– Что на десерт?
Эверетт с радостью оторвался от тарелки.
– Стихи! – объявил он.
Должен сказать, что не было в работе его ума ни грана натуги, ни грана наигранности – стишки рождались естественным образом, выскакивая из ритмической сетки речей его собеседников. И вот что он сочинил между укусом липкого бисквита и острым приступом зубной боли:
Десерт? Плохо вел ты себя на обеде:
Локти на столе, соус на лице.
В пять локтей могилой теперь ты съеден.
И «Что на десерт?» – ты узнал в конце.
Потом он разглагольствовал о великих днях меценатства. И как доктор Джонсон мог самонадеянно попросить Уоррена Гастингса[21] стать меценатом для ост-индского клерка, который перевел какие-то стишки с португальского. Он подбирался ко мне все ближе и ближе, и я не мог не восхититься тонкостью его рыболовных навыков.
Неожиданно, без предупреждения, безотносительно ко всему, что говорилось, отец нарушил молчание и завел долгий, поистине захватывающий разговор о современных шрифтах – Goudy Bold, Temple Script, Matura, Holla and Prisma. Потом он поведал туманно о шрифте на десять пунктов, именуемом «корпус», и о четырехпунктном «диаманте», и «миньоне» о семи пунктах, и Эверетт вынужден был повторять: «Да, да я понимаю, вполне понимаю, как интересно».
Отец вытащил карандаш и собрался проиллюстрировать на салфетке разницу между «кентавром» и «плантином», когда мой зять встрял в беседу:
– А что там с Уинтерботтомом, которого ты споил вчера?
Я посмотрел на него отсутствующе, ибо отсутствовал.
– Да, – настаивал Генри, – мне рассказали этим утром в церкви.
– В какой церкви? Где?
– В нашей церкви, здесь. Ласк, наш органист, был у вас в церкви на причастии, потом к одиннадцати он приехал сюда на заутреню. Он рассказал, что Уинтерботтом спал на паперти. И парнишка-звонарь раззвонил, что ты там тоже был прошлой ночью.
– Что еще за парнишка-звонарь?
– Да малый, слегка двинутый такой очкарик. Который видит, как мертвые восстают из могил, как он говорит.
– Генри, – сказала Берил с гордостью, – утром проводил урок.
– Я не очень хорошо помню, – ответил я. – Тропическая амнезия. Такое случается подхватить на Востоке. Но откуда ты знаешь Уинтера-принтера?
– Из школьного журнала, – ответил Генри. – Славный парнишка. Он сказал, что у него часы спешат, и потому он пришел в церковь раньше.
Эверетт начал цитировать что-то траурное из А. Э. Хаусмана.
