Что сейчас с Таном? Жив ли он? Что случилось с ним в небе над замком? Почему он упал?
Равена вспомнила, как Тан пошатнулся, отходя от нее в павильоне. Его взгляд в тот момент показался ей затуманенным, как будто у Тана закружилась голова.
На бегу Равена напрягла память. Перед этим Тан выпил из ее чаши. Когда он говорил с ней, голос его показался ей бодрым — не похоже, что до того момента он себя плохо чувствовал.
Ему стало плохо после того, как он выпил из чаши?
В груди Равены как будто образовался тяжелый камень. Только бы Тан был жив!
Равена задыхалась на бегу, когда большая тень вдруг загородила ей свет и легла под ноги. Она не успела даже поднять голову, как громкий шелест ударил по ушам и чьи-то руки схватили ее, поднимая в воздух. Равена закричала, пытаясь вырваться, но смутно знакомый голос требовательно произнес:
— Не бойтесь, я не причиню вам вреда!
Перед ней оказалось лицо, которое она сегодня рассматривала на пиру. Аласдер. Небо перед глазами Равены заслоняли два больших крыла.
Он обнимал ее и крепко прижимал к себе, и Равена, осознав, что они поднялись довольно высоко в воздух, невольно схватилась за него и зажмурила глаза.
Она словно чувствовала под собой пропасть. Этот полет совсем не был похож на ее детские полеты с Натаниэлем. Тогда было легко и весело — Равена помнила только эти ощущения. Сейчас, как бы крепко не держал ее Аласдер, высота пугала до потемнения в глазах.
Слава небесам, полет был коротким. Они опустились на тропинке, ведущей к воротам замка — прямо перед застывшей от испуга служанкой. В первый момент Равена была озабочена только тем, чтобы унять дрожь во всем теле — ощущение земли под ногами дарило ей облегчение и возвращало способность мыслить, — но, стоило только взглянуть на девушку, как Равена сразу узнала ее. Именно эта служанка подала ей расписанную узором чашу и наполнила ее Гиралем.
Аласдер быстрым шагом подошел к девушке, заставив ее нервно попятиться.
— Отвечай, — с напором велел он.
— Да, господин! — тотчас отозвалась служанка, хотя вопрос еще не прозвучал.
— Почему невесте главы была подана другая чаша? — спросил у девушки Аласдер. — Почему не подали обычную, как всем?
Девушка, широко распахнув глаза, хватала ртом воздух, как будто вопрос выбил ее из колеи, потом взволнованно ответила:
— Так ведь… Ули велела подать госпоже самую красивую чашу! Чтобы, значит, показать госпоже наше гостеприимство и… Все самое лучшее госпоже…
На последней фразе она испуганно глянула на Равену, словно почувствовав неладное. Потом ее взгляд, в котором беспокойство сменялось паникой, снова устремился к Аласдеру.
