Реддрик продолжал легонько обнимать меня, не торопясь убирать руки с моей груди. Я чувствовала его прикосновения – пусть и сквозь два слоя ткани. Но блузка была достаточно тонкой, а бюстгальтер – достаточно упругим, чтобы мне казалось, будто ощущается каждое касание каждого его пальца. Я бы даже смутилась, если бы не вино и не пьянящее ощущение новой жизни, к которой вёз меня поезд. Пожалуй, это пьянило даже сильнее вина.
Обернувшись к нам, Кларк снял затемнённые очки, и его лукавые зеленовато-серые глаза, которые я смогла разглядеть впервые за всё время знакомства, блеснули. Я могла бы подумать, что от вина, но Реддрик продолжал обнимать меня, касаясь ладонями груди, и мысли были уже не только и не столько о благородном напитке.
Я улыбнулась – сама не знаю, чему именно – и, слегка откинув голову, положила её на могучее плечо Реддрика. В какой-то момент в затуманенной голове промелькнула мысль, как будто я еду в купе с двумя лучшими парнями, каких только можно было встретить в этом поезде. Один – само изящество и обаяние. Другой – воплощённое воинственное могущество викингов. И вот теперь я, едва зная каждого из них, уже позволяю закрыть дверь купе на защёлку, добровольно отгораживая себя от всего остального мира.
Кларк предложил сыграть в «не очень приличную игру» – так он и сказал. Потом с джентльменской улыбкой взглянул на меня, опять сверкнув глазами, и добавил: «Если, конечно, прекрасная дама не против». Я взглянула на Реддрика и увидела, как он улыбается своими великолепными белоснежными зубами.
Сначала я призадумалась, потом попросила налить ещё вина, а потом сообщила, что запросто сыграю, только пусть мне объяснят правила. Очень уж не хотелось казаться типичной провинциалкой, которая сидит тихоней в углу и от всего отказывается.
Пока мы пили по очередной порции, Кларк объяснил правила. Они оказались даже проще, чем можно было бы предположить: по очереди считаем вслух, только не называем нечётные числа и те, которые делятся на семь; тот, кто проиграл, должен снять с себя предмет одежды.
Мама, помнится, спрашивала, хорошие ли у меня соседи по купе. Сама она едва ли посчитала бы их такими. А вот мне они нравились всё больше. Я согласилась играть. Пока в стакане ещё оставалось вино, мы начали считать. Я первой же сбилась, назвав четырнадцать. Кларк сделал изящное движение рукой со стаканом, как бы предлагая мне раздеваться.
Я поставила стакан на столик, легко соскользнула с колен Реддрика и, встав в полный рост, начала расстёгивать пуговицы на блузке. Всё происходило как во сне. И может быть, я в другое время отказалась бы от подобного, но сейчас меня совершенно ничего не смущало. Тем более, если подумать, ничего ведь неприличного: бюстгальтер по-прежнему оставался на мне. Конечно, он был довольно обычным, не каким-нибудь брендовым, но зато мягкого белого оттенка и даже с кружевами. А уж когда грудь второго с половиной размера и животик безупречно плоский – стыдиться точно нечего, ведь правда же?
