– Меня это вполне устраивает, – сказал рыцарь Кунц и посмотрел на Амандуса так, словно ожидал увидеть за спиной монаха Йоханну.
– Пора привести невесту, – сказала Геновева, подумав о том, что свадьбы между членами дворянских семей всегда отмечались весьма торжественно, но Йоханна вряд ли воспримет предстоящее бракосочетание как праздник.
Матиас повернулся к Фирмину. Прежде тот был приближенным лицом старого графа и многому научил его старшего сына. Однако после смерти хозяина Фирмина понизили до звания простого слуги.
– Приведи сюда Йоханну и Карла! – приказал Матиас.
Фирмин поклонился и с нерешительным видом покинул приемную.
– Не желаете ли вина? – спросила Геновева у гостя.
– Не откажусь, – ответил рыцарь Кунц и взял в руки большой, наполненный почти до краев кубок.
Гунцберг уже успел опустошить его к тому времени, когда вернулся обеспокоенный Фирмин.
– Простите, сударь, но мне не удалось найти графиню Йоханну и графа Карла в их покоях, – доложил он.
– Значит, поищи в другом месте, черт побери! – вырвалось у Матиаса.
– Давайте не будем сегодня упоминать черта. В конце концов, речь идет о бракосочетании, а это божественное таинство, – с упреком произнес фратер Амандус.
Монаху доставляла неимоверное удовольствие мысль о том, что теперь они с Геновевой обманывали сына, как прежде его отца. Также Амандусу нравилось, что его сестра заставила Матиаса поверить в то, что именно он отец ребенка, которого она на самом деле зачала с монахом. Амандус обменялся взглядом с кузиной, взял свой бревиарий[7] и указал в направлении замковой часовни:
– Если мы хотим завершить церемонию до обеда, нам пора выходить. А после мы одновременно отпразднуем и помолвку, и свадьбу.
– Так и сделаем, – согласилась Геновева и покинула помещение.
Гунцберг последовал за ней, в то время как Матиас колебался. Лишь когда фратер Амандус схватил его за рукав, молодой человек сдвинулся с места.
Замковая часовня была чисто выметена, а алтарь украшен несколькими цветами, чтобы создать хотя бы видимость праздника. Пока эскорт Гунцберга устраивался на скамьях, старик уселся рядом с Матиасом в одно из кресел, предназначенных для членов графской семьи, и вопросительно улыбнулся. Геновева устроилась напротив. Она спрашивала себя, что сказал бы ее пасынок, если бы узнал, что прошлой ночью они с Амандусом предавались любви именно в том кресле, где он теперь сидел.
На этот раз Фирмина не было еще дольше, а когда слуга вернулся, он выглядел еще более озадаченным, чем прежде.
