Все было рассчитано на то, чтобы ошеломить его, застать врасплох. В большинстве случаев расчет был бы верен, но с Саймоном этот номер не удался. Опытный экзорцист, закаленный в борьбе со злом, вовремя заметил в стекле отражение острого, как бритва, кухонного ножа, выхваченного из мойки. Истошно вопя, Андреа замахнулась.
— Ты, вонючий церковный козел!
Он молниеносно увернулся, перехватил ее запястье и стиснул изо всей силы. Андреа завизжала и разжала пальцы, нож ударился о кафельный пол и завертелся волчком.
С воплем "Ублюдок!" она пнула его в голень, но удар босой ногой не причинил ему особого вреда. Они сцепились; Андреа боролась с нечеловеческой яростью, как волчица, сражающаяся за жизнь. Ощеренный рот извергал проклятья; один раз она чуть не вцепилась Саймону зубами в горло, но он успел увернуться. Наконец ему удалось скрутить ей руки за спиной и распластать на истертой сосновой столешнице. Вопли Андреа перешли в невнятное бульканье, на губах выступила пена. Но она еще сопротивлялась, не желая сдаваться.
— Бедняжка, — ему больно было так обращаться с ней, но это был единственный способ.
— Убери руки, грязный ублюдок!
Саймон не обращал внимания на брань. Сжав ее запястья, свободной рукой дотянулся до буфета и нашарил моток веревки. Кое-как связал руки, после этого ноги были уже сравнительно легкой задачей. Лежа на полу, она не сводила с него горящих ненавистью глаз.
— Я вызову полицию!
— Пожалуйста, дорогая, — он бледно улыбнулся, — если, конечно, потом твое отношение ко мне не изменится.
Не слушая проклятий, он приступил к задуманному. Принес из комнаты потир, вновь наполнил водой и освятил ее. Андреа выкрикивала богохульства, но теперь ее слова были бессильны. Он запер дверь и вернулся.
— Будет больно, — в его голосе слышались слезы, — но с Божьей помощью я изгоню из тебя демона и мы снова будем вместе.
— Хрен тебе, — она извивалась, когда он встал над нею на колени, словно собираясь делать искусственное дыхание. — Я не верю в бога, и не поможет твое индюшачье кулдыканье! Я была с ним и рожу ему ребенка! И ничего ты не сделаешь!
— Это будет вроде аборта, скажем так, — бормотал Саймон, приподняв ей голову и святою водой рисуя на лбу крестное знамение. На всякий случай — вдруг она в самом деле не христианка — начертал также каббалистический знак Малхут, символ Царства Божьего, и тихим, ласковым голосом вознес благодарение. Она забилась, крича на душераздирающе высокой ноте, но он был неумолим. Потом Саймон применил самое мощное средство духовного очищения.
