Вам коза не нужна? Коза Фрося и путешествие с приключениями | страница 22
– Что? Очухалась? – раздался грубый хрипловатый голос: – На, питайся.
На пол перед козой упали морковные и картофельные очистки. Фрося попятилась и подняла голову. В дверях кухни стоял тот самый бородач, которого она заприметила возле церкви.
– Брезгуешь, – он криво усмехнулся. – Ну и сиди голодная. На пустой живот лучше работается.
– Работается? – проблеяла коза.
– А ты как думала?! Задарма кормить не стану. Тут Москва, а не курорт. Завтра поедем в центр на точку. Подаяние будешь просить. А не согласишься…
Бородач тряхнул большим кожаным ремнём, зажатым в кулаке.
– А теперь сиди тихо, я отдыхать буду. И цепью не греми. Поняла?
– Дяденька, отпустите меня, – заплакала Ефросинья. – Мне в «Лосиный остров» надо.
– Поговори ещё! – отмахнулся бородач, достал из холодильника бутылку с неприятно пахнущей жидкостью, выключил на кухне свет и тяжело потопал вглубь квартиры.
И Фрося осталась одна. Она с трудом поднялась на дрожащие задние ножки и выглянула в окно. Снаружи не было ничего интересного: небольшой дворик с грязноватыми тополями, детская площадка с лавочкой, ржавой горкой и обломками качелей. Фрося попыталась хотя бы понять, на каком этаже находится квартира. Ей показалось, что этаж четвёртый, – высоко. Даже если удастся снять цепь, в окно выпрыгнуть не получится. Фрося аккуратно подёргала цепочку, стараясь не звенеть, и попыталась открыть замок. Но все усилия были напрасны. Козочка по-собачьи села на коврике и стала смотреть в небо. Молодой месяц заглядывал в окошко Фросиной тюрьмы.
– Спи, коза, – прошептал месяц. – Утро вечера мудренее.
Но ни следующее утро, ни следующий вечер не принесли Ефросинье облегчения. Наоборот, с каждым днём ей становилось всё тяжелее. На рассвете хозяин запихивал её в багажник старого автомобиля и привозил, как он выражался, «на точку». Обычно они работали около церквей. Впрочем, к той небольшой церквушке, возле которой Фросю похитили, они не возвращались. Приехав на место, хозяин крепко-накрепко пристёгивал Ефросинью к столбику церковной ограды, а сам садился рядом и клал перед собой на асфальт замызганную кепку. Иногда он щипал Фросю за бок так, что у неё выступали слезы, и она начинала жалобно постанывать. Тогда сердобольные прохожие лучше подавали милостыню.
Так прошёл месяц. Всё в природе радовалось короткому московскому лету, и только Фроська становилась все печальнее. Шёрстка её поредела, и даже задорная рыжая чёлка потускнела и поникла. Надежд на спасение не было, и коза потихоньку смирилась со своей участью.
