Сказки и несказки | страница 28

Когда мама прибежала, Васюк уже проснулся, но продолжал хныкать и уверять, что его хотел сесть страшный мужик, который оторвал ему голову.

Анюта его утешала:

— Ты, Васюк, не бойся; это он пошутил только.

— Нет, он оторвал, — капризничал Васюк, — совсем оторвал…

— А как же она у тебя целая?

Васюк щупает для верности головку; она на месте. Тогда Васюк успокаивается, но продолжает настаивать на своем.

Этот случай Васюк с Анютой обсуждают до самого вечера. Так как теперь Васюк уже не помнит хорошенько, точно ли мужик оторвал ему голову, то под конец они решают это дело так, что будто бы Васюк нарочно спрятал голову, а мужику досталась только корона, а ее Васюку нисколько не жалко. Да и корона-то была не всамделишная, а только во сне.

Гроза прошла, все тучи рассеялись. Окна снова открыты, и воздух в комнатах свежий и прохладный.

На шестом этаже, под самой крышей, сдавались две маленьких комнатки, каждая с особым входом. Одну снял музыкант-скрипач, другую художник-живописец.

У музыканта имущества было не очень много: скрипка со смычком и с футляром, папка с нотами, подушка и теплое пальто.

У художника имущества было больше: ящик с красками, другой, поменьше, с карандашами, палитра, связка разных кистей и кисточек, мольберт, высокий стул, висячая лампа и много замазанного красками холста — целые свертки. Зато у него не было ни пальто, ни подушки, а время стояло холодное. Но так как музыкант с художником были приятелями, то одного пальто им было достаточно, а в подушке художник не нуждался; ложась спать, он клал под голову сверток своих картин; это было твердо, но довольно удобно, и сны ему снились всегда очень интересные.

Окна обеих комнат выходили на узкую улицу, а на той стороне, прямо против этих окон, жил я. У меня тоже была маленькая комната, но зато в ней стоял большой стол, на столе стояла большая чернильница и лежало много бумаги. На этой бумаге я и записал те необыкновенные вещи, которые происходили в двух маленьких комнатках через улицу.

Художник сидел спиной к окну на высоком стуле и набрасывал на холсте углем какую-то картину. Время от времени он стирал неверную линию, пальцем или рукавом. Лица его не было видно, но по всклокоченным волосам можно было догадаться, что он увлечен делом.

В соседней комнате музыкант натирал смычок канифолью и настраивал скрипку.

Улица у нас тихая, езды мало, и мне было слышно, как приятели изредка перекликались.

— Хорошо бы теперь покурить, как ты думаешь? — спрашивал художник музыканта.